Сигмунд – опытный воин; если получится, будь с ним рядом. Это не значит, что это самое безопасное место, но у него можно многому научиться. Он скрытный, и тебе не грех это перенять. Он умеет ждать и долго делать то, что всем быстро надоедает, например ставить и проверять стражу, когда всем кажется, что о безопасности можно забыть. Ни на кого не рассчитывает, проверяет все сам и никому не верит. Если все до единого пьют, идет и сам встает в сторожа – почетнее погибнуть в бою, чем сгореть запертым в доме из-за пьянства.
По уму, в первый поход тебе надо было бы идти со мной или с другим старшим родственником, но я отправляю тебя с такими же неопытными мальчишками. Выбери себе из наших напарника, того, кто прикроет тебя в бою и придержит для тебя лишнюю миску каши. Я бы советовал Хотнега. Он хоть и из вендов, но все-таки из нашего дома и, судя по отцу, умеет быть верным. Тебе, скорее всего, больше по душе Эйнар. Возможно, и он сгодится, но, по-моему, он болтун и больше будет думать о себе, о том, как бы покрасоваться. Тойво, хоть и напросился в поход, увалень и муёга-медлила, скорее он тебе заедет веслом по уху, чем убережет от чего.
Хельги помолчал, посмотрел на Инги, что-то прикидывая. Тот снял шлем и поправил волосы.
– Держитесь вместе, будьте опорой для друг друга. Вы люди одной воды, как говорилось в древности. Поддерживай Оттара; надеюсь, он сможет прикрыть тебя и в бою, и в ссоре с другими. Его хотя бы учили владеть оружием, у Гутхорма полно хороших воинов, а я тратил на эти игры с тобой слишком мало времени. Но знаешь, что я хотел тебе сказать, – Хельги помедлил, прислушиваясь к своим мыслям. – Остерегайся Оттара!
Инги сделал удивленное лицо.
– Сигмунд исполняет свою работу, защищает права сестры и племянницы, а вот Гутхорм нарушил слово, данное Эйстейну-конунгу. Оттар в ответе за своего отца, что бы там ни говорили. Хорошо, если он будет прислушиваться к твоим советам, но это вряд ли. Когда ты пустился в пляс под дубом, Оттар пошел за тобой, ревнуя, что ты ведешь людей, а не он. Придержи себя, он все-таки сын херсира и моего друга. Позволь ему вырасти в настоящего хёвдинга, но будь внимателен: решение Гутхорма нарушить клятву порождает опасность для его сына, а значит, и для тебя.
Хельги помолчал, глядя в темноту.
– В походе все тебя касается – даже то, как у кого из твоих друзей подпоясаны штаны. Проломят ему башку раньше времени – сам окажешься без прикрытия, так что следи за всеми своими. Говорить и советовать дело старших, но ты все замечай. За людей, которые идут от нашего годорда, ты, разумеется, отвечаешь, но не думай, что ты им вместо няньки! Не пытайся решать их дела и плати каждому столько, сколько он стоит, не более того. Благодарности не жди ни от кого, ни за совет, ни за помощь, ни даже за жизнь, не надейся на это и не рассчитывай… Да и вообще не надейся ни на что и ни на кого. Просто действуй непрерывно, не медли и не спеши…
На берег просто так не сходи и не шляйся по незнакомым селениям, даже если тебе кажется, что там живут мирные и приветливые люди. Не верь девчонкам на берегу, твое серебро для них добыча да возможность для местных парней отомстить за свои неудачи.
С людьми Сигмунда будь уважителен и больше помалкивай. Дружинники Гутхорма такие же бонды, как мы, спокойные и доброжелательные, а люди Сигмунда воюют много лет, смерть, всегда стоящая рядом с ними, загнала их страхи так глубоко, что любое неосторожное слово может показаться им оскорблением. Такова плата за умение преодолевать страх, тебе этого пока не понять. Помни, что здесь ты – сын уважаемого человека, а для парней Сигмунда ты никто, и снести тебе голову им ничего не стоит. В разговорах и делах больше уступай, а если почувствуешь опасность унижения, отойди и промолчи, но, если граница пройдена, будь сам опасен. Если что не нравится, говори прямо. Не пытайся заигрывать или таить обиды. Они опытнее и будут видеть тебя насквозь. Сохраняй достоинство, даже отступая, но если что – бейся до конца, лучше драться, чем кукситься и таиться. А вот в бою не бойся быть коварным и хитрым. На войне обман – такое же искусство, как и крепкий удар. Альгис сказал, что, если его возьмут в дружину Сигмунда, он присмотрит за тобой и постарается научить тебя хитростям боя. Ты простодушен и прям, тебе тяжело этому научиться. Такой уж ты вырос, весь в Гудрун, та не умела ничего скрывать.
Хельги опять надолго замолчал.
– Я привыкаю к мысли, что ты уже мертв. Да, да… Там, в святилище, я видел, что ты, мой сын, и есть жертва, совершаемая ради мира, ради устроения этой земли. Не бык, а ты! То, что ты выживешь, это… Ладно, если ты выживешь – это будет даром богов! Мать твоя, Гудрун, рожала пять раз, ты третий наш ребенок, старших ты не узнал, сестренку ты помнишь… А братец не выжил после ее последних родов… Так что ты последняя моя связь с ней, моей Гудрун! Сейчас ты в том возрасте, когда хочется иметь больше женщин, но несчастлив тот, кто не найдет…
Тут вошла Руна, жена Хельги, и молча села рядом. Хельги прервался, погладил Инги по голове и ровным голосом перешел к наставлениям, как следить в походе за обувью, одеждой и оружием, как не застудить на корабле задницу.
Когда Хельги в очередной раз замолк, Руна кивнула Инги и вывела его. У Хельги что-то блеснуло в глазу, и он отвернулся.
* * *
Как до́роги эти тени от балок и столбов, эти блики света на потрескавшихся бревнах! Инги провел ладонью по столбу, где отец отмечал зарубками его рост. Сколько несделанных дел. Давно пора отвезти все старые игрушки маленькому Ивару и Торе, детям Гюды, смешно их столько хранить.
В эльдхусе у огня сидели женщины из дома Хельги и их новые лесные родственницы во главе с Гордой Илмой. Многолетнее недоверие и боязнь взаимного сглаза растаяли на этот вечер, и выхваченные из темноты лица женщин добродушно переливались в отсветах огня. Мерцающие бусы, серьги, гривны и глаза в окружении морщин, натруженные руки, украшенные бронзовыми и серебряными запястьями, бесконечная