* * *
Уже в эльдхусе, продолжая застолье, Гутхорм сказал Хельги, что не припоминает, чтобы во время их посвящения говорили такие слова, какие Хельги говорил сегодня про волков и рогатых.
– Нам и не говорили, – признался Хельги. – Просто за прошедшие годы я встречался со многими знающими людьми и много что понял. Обряд Древнего быка совершается так давно, что все уже забыли, что он обозначает, помнят лишь о наделении неуязвимостью и о скреплении братства.
– А пляска Инги? Ты его научил? – спросил Гутхорм.
– Нет, я сам был поражен тем, что вспомнило его тело. Знающие люди говорили, что в былые времена молодые воины так плясали, но мы с тобой ведь так не делали.
– Ну, знаешь! Нас тогда спускали в яму и заливали сверху кровью убитого быка. В яме особенно не попляшешь.
– Да уж. Это было как смерть и новое рождение из земли и крови.
– Спустя годы понимаю, что это так, – кивнул Гутхорм. – А тогда были одновременно ужас и радость. Получается, твой Инги не только эрил, знающий руны, но и… нойда?
– Не знаю. Хотя давно уже замечаю, что многие вещи он понимает лучше меня.
Гутхорм с удивлением взглянул на друга.
– Надеюсь, он станет хорошим советчиком для моего Оттара! Таким же, каким ты был для меня.
– Надеюсь, Оттар будет его так же оберегать, как ты берег меня!
За вечерним возлиянием Гутхорм объявил своим дружинникам, что пора и честь знать. Выпито, съедено и сыграно столько, что об этом можно будет еще долго вспоминать.
Хельги подготовил каждому уходящему из его годорда юноше оружие – копья, топоры, щиты. На щиты его помощники прикрепили куски шкуры жертвенного быка, что издревле считалось лучшей защитой для молодого воина. Такой же щит подготовили и для Оттара.
Когда подростки разошлись по родственникам, Хельги обнял сына за плечи и отвел в свои покои, прихватив масляный светец. Там отец вручил Инги тяжелое копье с длинным наконечником, которое стояло в вейхусе рядом со священной скамьей. Отдал сыну и свою старую кольчугу с рукавами до локтей и доходящую почти до колен. Трэлли еще днем почистили ее и смазали жиром. Хельги опустил кольчугу на поднятые руки Инги и расправил на нем, затем опоясал ремнем с навешенными на него боевым ножом и поясной сумкой. Достался Инги и кожаный шлем с подшлемником. Такому вооружению могли позавидовать и люди херсира. Инги, правда, в боевом наряде чувствовал себя несколько неловко.
– Ты видел свои руны на этот путь? – спросил Хельги, оглядывая сына.
– Много препятствий, задержек, несвязностей. Возможно, это к лучшему… Дольше проживу, – усмехнулся Инги, удивляясь весу кольчуги. – Весь поход под знаком льда! Сплошное промедление… А в конце пути опять эта странная руна Альгиз.
– Это жертвенный дуб, раскинувший свои ветви, это лось, поднявший рога, это окончание и начало нового. А руна льда – не только промедление, но еще и стойкость! Воля стоять, когда хочется убежать и спрятаться! Тебе придется проявить упорство, чтобы выжить и вернуться.
Хельги достал свой ларь и отсыпал сыну серебра. Инги удивился щедрости отца, но Хельги сказал, что сыну нужно будет встретиться с живущим близ Хольмгарда Ахти.
– Передашь ему вот это обручье, чтобы он принял тебя как подобает. А от него мне нужны такие присадки, – и Хельги стал долго объяснять, какие составы ему нужны для травления и прочей работы с железом, серебром и бронзой, что можно взять у Ахти, а что лучше выменять в Алдейгье, где рано или поздно они с Сигмундом окажутся.
Инги топтался перед Хельги, покрываясь потом, а тот прервал вдруг свои перечисления, взглянул на него и сказал:
– Сын есть истина для отца. И сейчас, когда мне надо тебя отпустить, я понимаю, сколько всего не сказал и не передал тебе, как растратил время. Ты не обучен для боя, и это моя вина! Я так уверовал в то, что Ивар и его соседи, а потом мы с Илмой научились поддерживать правильный ход вещей на этой земле, что забыл о внешнем мире. Больше тратил время на свою кузницу и размышления о рунах, чем на твои умения и навыки. Я растил из тебя бонда и эрила, а не воина. Прости меня! У времени свои законы, а я вообразил, будто мы создали островок вне окружающего мира, но война там идет тысячи лет, и к ней надо быть готовым.
Инги с недоверием смотрел на озабоченное лицо отца.
– Даже свой меч я не отдаю тебе, так как эта вещь для тебя пока не оружие. Ты не умеешь им владеть, а нет бо́льшего позора, чем погибнуть от своего меча. Вот тебе секира, которую я недавно закончил, она легкая и не пляшет в руке при ударе. Рубить деревья ты можешь, но рубить людей труднее, чем деревья.
Хельги смотрел на огонек, прикидывая, стоит ли говорить то, что он собирался сказать.
– Ты не силач, не велик ростом, я не могу передать тебе тайных предметов силы, наложить на тебя заклятие неуязвимости, ты всего-навсего сын бонда, хозяина участка земли и нескольких трэллей. Все наше богатство – лишь пара десятков коров, стадо овец и станки для пряжи. В играх ты не был последним, но убивать по-настоящему трудно. Надеюсь, что знание и понимание рун все-таки окажется для тебя более полезным, чем умение убивать. Со временем ты поймешь, сумеешь ли справиться с мечом. Если это произойдет в Хольмгарде, – Хельги задумался на мгновение, глядя на огонек, – то купишь меч у Ахти. Простой меч стоит пару коров, а что значит корова для жизни, ты знаешь.
Хельги только теперь заметил, что Инги нетерпеливо переминается с ноги на ногу, и велел ему сесть.
– По мне, твое дело в этом походе – не честь и слава, а выжить и не опозориться… В пути смотри и запоминай, что и как кто делает, не бойся спрашивать. Лучше спросить, чем сдохнуть по незнанию. После своей смены на веслах меняй рубаху, не сиди в потном – от кашля в походе больше мрут, чем от железа. Эта безрукавка из грубой кожи спасет тебя от дождя. Вот кожаный хёттр[94] – всегда пригодится. Осенью во время гребли кожаные рукавицы сберегут тепло… Жалеть вас никто не будет… Да, грести осенью – это то еще удовольствие, – вздохнул Хельги. – Огниво, нитки, иголку, ножичек, немного серебра держи всегда при себе, на поясе. Выпадешь ли за борт, корабль разобьется или отстанешь на берегу, с этими мелочами выживешь. Вещи имеют значение. Давая что-либо кому-нибудь, не забывай вернуть