– Как пируют достойные люди! – гаркнули радостно десятки глоток.
– Завтра нам нужен достойный сват, чтобы сосватать моему сыну дочь Гордой Илмы! – закончил свои загадки Хельги.
– Херсир с дружиной – лучший сват! – подтвердил Гутхорм. – Мы все поучаствуем в этом деле!
Игроки дружно подтвердили обещание херсира.
– Тогда бани готовы, там вас ждет яблочный бьёр, а вечером за столами лучший эль, приготовленный моей женой!
Гордая Илма покачала головой и махнула своим родственницам, что пора возвращаться и готовиться к встрече сватов. Илма, понадеявшаяся, что Инги пришел в себя после поражения, дернулась было к нему, но мать окликнула ее. Правила свадебной игры требовали соблюдения степенности и достойного расстояния.
Руна, жена Хельги, также окликнула своих служанок, побежавших было вслед за игроками, и заставила отправиться к дому. Хозяйкам надо было готовить и тот, и другой дом к большим событиям.
Остальные зрители вместе с игроками шумной толпой отправились в сторону бань, натопленных трэллями Хельги. Разгоряченные игроки несли свои одежды и оружие, молодые женщины и девчонки веселились в ожидании совместного развлечения, их звонкие голоса долетали до священного дуба, в ветвях которого висел одинокий зритель.
* * *
На берегу реки, у костров трэлли Хельги выставили здоровую бадью яблочного бьёра с зацепленными за край черпачками. Игроки бросились к питью, но Инги и без бьёра чувствовал себя от всего происходившего сегодня слегка пьяным. И было отчего: на тинге объявили, что он идет в поход, сегодня же он стал участником человеческого жертвоприношения, которого ни разу до этого не видел, да еще и проиграл в долгожданном соревновании в стрельбе. Теперь же, услышав о сватовстве, он был совсем не в себе.
Мужчины опустошили бадью на раз, и трэлли побежали наполнять ее снова. Игроки развесили верхнюю одежду на сушилки для сетей, что-то бросили на дрова и под навесы, а сами, как были, в грязной после игры в мяч одежде, полезли в осеннюю воду. Девчонки, посмотрев друг на друга, хихикнули и, скинув рубахи под банными навесами, нагишом бросились в бани.
Хельги и Гутхорм со старшими дружинниками пошли в просторную новую баню, младшим досталась старая с маленьким, затянутым бычьим пузырем оконцем, но в ней было куда веселей. Девчонки веселыми птичками тесно расселись на нижних лавках в темной парилке. Парни, прибежав с реки, полезли на верхние полки́. Взаимные шутки и насмешки зазвенели под низким потолком. Инги по-хозяйски устроился рядом с большущей пышущей жаром каменкой. Эйнар и Оттар учили друг друга, как правильно париться, а Инги молчал и даже не пытался рассмотреть цветник из девчонок, которых в темноте было еле видно. Слова отца, сказанные херсиру на поле, крутились в его голове. Когда-то тот объяснял ему связи рун между собой, но тогда это казалось пустым умствованием, а сейчас слова о дарах и прочем прояснили одну из последовательностей рун прямо во время сговора на сватовство.
Включаться в общий разговор Инги не хотелось, хотя народ вокруг получал удовольствие от тепла и дружеского трепа. Посидев с опущенной головой, он вдруг решил, что после всех сегодняшних событий надо бы пропариться так, чтобы изнутри зачесались кости. Подождав еще немного из вежливости, Инги мрачно зачерпнул ковшиком с длинной ручкой воды из бадейки и богато плеснул на черные камни. Баню, видимо, топили с утра, так что от каменки с шипением ударил такой жар, что народ затих, склонив головы и прикрывая уши. Инги, посидев еще немного, пот уже лился с него ручьями, зачерпнул и поддал снова. Пар с шумом выдавил из камней такую волну жара, что девчонки чуть ли не на четвереньках побежали вон из парилки.
– Вот это да! – прошептал рядом Альгис, которому от жара даже рот тяжело было открывать.
– Хорошо-о-о! – согласился Эйнар, пригибая голову к коленям.
Тут Инги крутанул над собой березовым веником, так что раскаленный воздух волной обрушился от потолка вниз. Сыновья Грима скатились с полков на пол. В их краях так не парились. За ними посыпались парни Оттара. Сам Оттар, зажав уши ладонями и пригнувшись пониже, терпел. Инги вошел в раж, принялся хлестать себя веником, и на соседей пошли волны такого жара, что они стали отползать от него подальше, а потом и вовсе повыскакивали из парилки. Инги, покачиваясь, двинулся на выход только тогда, когда в парилке никого не осталось.
Красные лица, красно-мраморные тела в воде. После борьбы и игр, после хорошего пара по костям Инги благодарно струился ток удовольствия. Пытаясь отдышаться, он замешкался на берегу, кто-то с разбега толкнул его, и, падая, он пробежал три шага и коряво шмякнулся в воду. Сзади раздался звонкий смех.
Инги неловко обернулся, пытаясь встать. На берегу рядом с белокурой Салми, малорослой, но грудастой сестрой Эйнара, смеялись девчонки. Блеснули удлиненные серые глаза и белозубая улыбка.
– Помнишь прошлую осень?! За мной должок! – Салми показала ему язык.
Тогда ее, робко заигрывающую с ним, он непрестанно обижал, об этом теперь было стыдно вспоминать. Еще и толкнул перед всеми в воду, вот так же со спины, совсем не соразмерив сил, и она тогда сильно ударилась под общий хохот и сморщилась, стараясь не заплакать. Теперь она сама смеялась над ним, смелая и гордая своим красивым, набравшим женского сока телом.
– Ой, а что это с твоим женишком! Совсем скукожился! Иди сюда, я его погрею!
И она под взрыв хохота наклонилась и покачала своими грудями из стороны в сторону.
– Ну, держись!
Инги огромными прыжками бросился на злоязычную Салми.
– А-а-а, – с визгом кинулась она от него за рубленый угол. Он догнал ее под навесом с другой стороны бани, где обычно развешивали разное для просушки. Там в полумраке она резко остановилась и обернулась, так что Инги как бы сам собой налетел на нее. Они, схватив друг друга за руки, боролись мгновение, глаза в глаза, и вдруг, легко расслабив руки, она дала его телу прижаться к себе. Он продолжил наступать, а она отходила мелкими шажками, пока ее спина не ощутила бревна. Он прижал ее всем телом, так что ее груди вздулись, а его конь уперся ей в живот. Она тихо засмеялась.
– Слышала я тут речи твоего отца! – Ее руки бежали по его спине.
– Как долго я ждал, – он губами водил по ее волосам.
– Тебя вот-вот женят на Илме? – она провела языком по его груди.