При этом Инги любил Младшую Илму, ждал встреч с ней, радовался ее радости, но с весенних праздников его постоянно тянуло к сестре Эйнара, и он мало что мог с этим поделать.
Лосенок из песни Тойво встретил лисенка, затем волчонка и спросил того о своей маме, но волчонок привел лосенка к своей матушке, на чем вопросы лосенка закончились. Всем было жалко потерявшегося лосенка, все снова и снова повторяли последние слова песни.
Салми подняла ресницы, посмотрела на Тойво, затем на других певцов. Движения ее были плавны и спокойны, темные брови над удлиненными серыми глазами весело морщились от удовольствия, когда голоса мальчишек выводили особенно жалостливые переливы. Инги пробежал глазами по ее сверкающим подвескам и украшениям на груди, скользнул к обручьям на обнаженных руках и опять опустил глаза на круг кострища, полный ярких углей.
Девушки затянули старую северную песню о том, как мастерит жена боевой стяг, и каждый ее стежок – как верный шаг и точный удар, и видит она судьбу знамени – либо оно принесет победу и славу вместе с гибелью, либо оставит жизнь, но принесет бесславие. Гадает жена, и стежок за стежком шьется знамя темными зимними вечерами. Сыновьям нужна слава отца, жене просто жизнь, и каждый ее стежок – как гадание и выбор судьбы.
Взгляд Инги следил, как язычки пламени перебегают по серым бревнам с красными прожилками, когда кто-то напротив стал палочкой подталкивать недогоревшие угли к середине кострища. Сквозь языки поднявшегося пламени Инги узнал руку и долго не поднимал глаз, с трепетом следя за ее движениями. Наконец его взгляд скользнул вверх по руке к поднятым до локтей рукавам, к наклонившимся вперед плечам, у которых, покачиваясь, блестели свисающие от висков подвески. Серебро задевало тесемки раскрытого из-за жара костра ворота ее рубахи, и там между краями отставшей от тела ткани отчетливо виделась тень между ее неожиданно полными грудями. Он смотрел на эту подвижную тень в раскрытом вырезе платья, не подымая ресниц, пока насмешливый подбородок ее не заставил посмотреть ей прямо в глаза. Они долго не отводили друг от друга взгляд.
* * *
Изрядно выпивший Альгис отошел от своего костра к устроенному на берегу ручья отхожему месту, домику над ямой с настилом, в котором тянулась длинная щель. Навстречу ему попался Туки, затягивающий на ходу тесемки на штанах, высоко подобрав при этом полы своей куртки из тонко выделанной кожи. Вепс, покачиваясь, остановился перед Альгисом и на смеси языков вадья и лопарей приветствовал прусса:
– Тере, тиррв! Говорят, твое путешествие закончено, всадник? Ты уже решил, куда направишься дальше?
Альгис удивился такому прямому вопросу.
– Не знаю, стоит ли это обсуждать, – Альгис заговорил на ливском языке. – Тем более я иду туда, откуда ты только вышел!
– Ах да! Давай-давай, я подожду у ручья, – вепс наконец справился с тесемками и оправил свою кожаную куртку.
Сделав свои дела, Альгис спустился к воде помыть руки. Вепс сидел на скамье у мостков и сразу заговорил, увидев его:
– Скули-ярл, когда мы нашли тебя в море, сказал, что для такого случая нужно много удачи!
– Или цель, чтобы двигаться дальше! – усмехнулся в ответ Альгис, вытирая ладони о подол рубахи.
– Все хотят жить, не у всех получается! Это точно удача. Судя по всему, у тебя ее хоть отбавляй!
– Может быть, – пожал плечами Альгис.
– Вот наш ярл и говорит, хорошо бы ты пошел с нами в поход на Алдейгью! – прямо сказал Туки.
– Это приглашение? Ты для этого отправился сюда, к Хельги? Чтобы помочь мне принять нужное вам решение?
– И для этого тоже, – широко улыбнулся Туки.
Они двинулись обратно, к кострам. Альгис нашел свое место, где уже спало несколько неревцев, и уселся у едва тлеющих углей. Накинул на плечи плащ. Рядом устроился Туки, которому, казалось, ночной холод был нипочем. Альгис раздул огонь, подбросил дров.
– Послушай, дед мой Витовт рассказывал старую, ливскую быль, – сказал Альгис. – Жил-был один очень удачливый рыбак, а его сосед был очень удачливым охотником, и жили они дружно, встречаясь на песчаных дюнах между лесом и морем. Все соседи говорили, что нет лучше этих двоих в своем деле. Все шло хорошо, но решили они поделиться удачей друг с другом. Рыбак пригласил охотника порыбачить, только рыба не захотела ловиться в тот день, охотник посмеялся над рыбаком и на другой день пригласил рыбака поохотиться, но и зверь не захотел попадаться под их стрелы, и теперь рыбак посмеялся над охотником.
– Обычное дело – похвастаешься, и рыба не поймается, зверь не попадется, – пожал плечами Туки.
– Все гораздо хуже. Все последующие дни они так и не смогли ни рыбу поймать, ни зверя добыть!
– А порознь получалось? Возможно, желая друг другу понравиться, они слишком старательно объясняли, почему не выходит. А ведь не стоит слишком пристально вглядываться в то, что, скорее всего, от тебя не зависит.
– Ты проницательнее, чем кажешься, – кивнул Альгис. – Быть может, смысл этой сказки как раз в этом, хотя ливы заканчивали ее по-другому. Каждый посмеялся над приятелем, и когда после нескольких попыток они разошлись, к удивлению соседей, оба стали обычными людьми, которые, как и все, ходят на рыбалку или на охоту, но при этом не имеют той сказочной удачливости, которой обладали ранее! Как сказал дед, смысл сказки в том, что не стоит смеяться над неудачей другого – сам станешь неудачником.
– В твоих словах есть правда, – задумчиво проговорил Туки. – Удача – вещь таинственная. Только я не понимаю, зачем ты рассказал мне эту сказку, которую наши ливы с Аити-реки рассказывают по-другому.
– Если уж друзья лишили друг друга удачи, то чего мне ожидать от незнакомцев?
– В таком случае за знакомство! – проговорил Туки, поднимая кожаную флягу.
Альгис подставил свой рог, Туки налил ему браги, затем Альгис подержал рог Туки, пока тот наливал себе. Они подняли в приветствии свои руки, и оба выпили одновременно.
– Илма говорит, что сын Хельги настоящий нойда, умеющий понимать знаки времени, – сказал вдруг Туки.
– Мне хвалили его отца, про сына ничего не знаю.
– А я слушал сегодня Инги у костра старейшин. Он рассказывал о тебе, и, по его словам, твое появление здесь означает некое завершение. Хорошее завершение, – сказал Туки.
– Хорошее завершение – это то, что сулит начало? – спросил Альгис.
– Ну не смерть же, – рассмеялся