А вот Крайслер…
Выше среднего роста, но не выглядит могучим или массивным. Тело вытянутое, словно из него давно удалили всё лишнее. Кожа странно гладкая, почти восковая, и под ней отчетливо проступают синие прожилки вен — зрелище болезненное, словно его вылепили где-то в лаборатории безумного алхимика. Волос на голове нет вовсе, лишь гладкий череп блестит в свете вечернего солнца.
Меня напрягают его движения. Быстрые и одновременно плавные, словно у куклы с идеально отлаженным механизмом.
Мысленно оцениваю наши силы и понимаю: Сталевар не шутил — убить этого практика вполне возможно. По силе мы примерно равны.
— И что у вас за дело ко мне, многоуважаемый?
Говоря это, я показательно почесал переносицу пальцем, на котором красовался перстень «друга короны». Крайслер даже не обратил внимания на эту печатку — либо вообще не знал её значения, либо знал и давно забыл. Есть еще третий вариант — принц мне наврал, и выданное украшение — просто никчемная блестяшка. Но этот вариант я сразу отбросил: не вижу в нём никакого смысла. Зачем гадить по мелочи человеку, который тебе рецепты улучшает? Глупо и совершенно не вписывается в характер «господина Ли».
— Слышал, что здесь выращивают духовные травы, не согласовав это с нашим Домом, — сплюнул Крайслер. — Мне нужен полный доклад по острову. Сколько чего вырастает, сколько чего и куда идет. Надеюсь, вы владеете всей информацией, и не придется плыть на остров для изучения?
— Ну, во-первых, всё как раз таки согласовано с городским советом, — спокойно возразил я. — У нас есть даже необходимые бумаги. Правда, в Циншуе. На ваш сегодняшний визит мы не рассчитывали.
— Вы предлагаете мне сходить за бумагами в Циншуй? — он показательно приподнял бровь.
— Я ничего вам не предложил. Наше дело оформлено по всем правилам, бумаги в порядке. А где ваши бумаги?
Один из охранников, которого больше всех ломало, пока мы спокойно разговаривали, взмолился:
— Господин Квейт, можно я его прям тут?..
Я отвел взгляд в сторону реки, пряча усмешку. Крайслер же воспринял моё молчание за слабость и коротко бросил:
— Можно.
Практик ощерился и размылся смазанным пятном ускорения… И тут же вывалился из него обратно с хриплым вскриком боли — бедром он напоролся прямо на наконечник моего копья. Я небрежно выдернул оружие обратно, освобождая хорошую такую дыру в ноге противника. Кровь толчками хлынула наружу; практик неверяще уставился на собственную брючину, пропитывающуюся алым пятном.
Он неловко осел на траву и заскулил жалобно и растерянно, пытаясь зажать рану ладонью. Уже не такой борзый и уверенный в себе, а в глазах застыл шок: как же так? Еще совсем недавно всё было в порядке!
Я раздраженно полез в поясную сумку и достал оттуда зелье лечения, бросив его на песок рядом с раненым идиотом. Тот даже не обратил внимания на спасение — продолжал баюкать ногу и тихо стонать.
Сегодня явно день бесполезных трат. Сперва — один идиот, потом — другой.
— За нападение на моего человека… — холодно начал Крайслер, но я жестко перебил его:
— … мне ничего не будет, господин Крайслер. Мы оба это знаем. Так что предлагаю вернуться к разговору о травах. Покажите бумаги, по которым вы явились с инспекцией от городского совета.
Впервые за все время разговора я увидел в глазах лысого инспектора искру настоящей ненависти. Он пристально смотрел на меня сверху вниз несколько долгих секунд, словно пытаясь прожечь взглядом насквозь.
Я выдержал этот взгляд спокойно и уверенно, хотя внутри меня тоже начали бурлить эмоции. Сейчас главное — не сорваться первым и не дать ему повода для дальнейших действий.
Крайслер медленно кивнул самому себе:
— Хорошо… Вас ведь Китт зовут? Запомню имя.
— Постарайтесь, — спокойно кивнул я. Кстати, господин Крайслер, как именно вы собираетесь преподнести это «нападение»? Что-то вроде: «Я пришёл на чужую территорию без документов, дал команду своему человеку напасть первым и теперь страшно обижен, что ему слегка испортили штанину»?
Крайслер прищурился, и я с удовольствием отметил, как под восковой кожей на виске едва заметно запульсировала жилка.
— Вы дерзите слишком открыто, Китт Бронсон, — процедил он.
Я пожал плечами, продолжая улыбаться:
— Я всего лишь рассуждаю вслух.
И в это время я снова задумался над тем, что только что промелькнуло в моей голове.
Ведь это правда — я уже не тот человек, каким был раньше. Память о прежних моральных ограничениях понемногу тускнеет, растворяясь в повседневности нового мира. Я всё чаще задаюсь вопросом не о том, правильно ли поступаю с точки зрения морали старого мира, а о том, насколько эффективно моё действие здесь и сейчас.
Но разве это плохо? Ведь я не просто меняюсь сам — я меняю мир вокруг себя. Старики обретают вторую молодость благодаря моим зельям. В храмах действительно лечат людей. Люди наконец-то начинают жить лучше — пусть пока только в одном отдельно взятом месте, пусть не все, но ведь люди меняются. Меняется Циншуй.
И всё-таки… Как далеко я готов зайти? Где та граница, за которой я перестану быть собой? Не перешел ли я ее уже?
— Так что же привело вас сюда на самом деле? — осведомился я. — Неужели вы проделали столь долгий путь, чтобы поглядеть на травы?
Скорее — на метод их выращивания. Каких бы верных Самир ни подбирал людей, таких знаний не утаить. Скоро каждый заинтересованный человек будет знать о черепоцветах.
Крайслер, похоже, решил зайти с козырей:
— Я знаю, что ты коснулся таблички императора, и она дала тебе силы, — произнёс он медленно и веско.
Интересно, как узнал? Хотя вру — не слишком-то интересно.
— И что? — спокойно отвечаю я. — Судя по тому, что знаете вы, господин, об этом знает уже каждая собака. Со всем уважением.
Тот даже онемел на секунду. А чего ожидал? Что я забьюсь в истерике, как пойманный на первой краже беспризорник, упаду на колени и попрошу забыть?
— Владение силами из табличек императора Апелиуса запрещено, — уже менее уверенно говорит Крайслер.
— Да? А я вот успел прочесть все доступные мне книги с законами королевства, и нигде не увидел этого запрета. Я знаю,