— Печальные обстоятельства. Родители покинули этот бренный мир, а с ней и опекунша. Так что теперь нас забрала к себе тетя, которая отныне и опекает меня с братьями да сестрой.
— Кажется, я слышал об этой печальной истории. Настоящая трагедия — остаться без родителей в столь нежном возрасте. — покивал продавец. — Вы, верно, кто-то из братьев Толстых?
— Все так. Лев Николаевич.
— О! — широко улыбнулся продавец, но сдержавшись. — Слышал, слышал. О вашем знакомстве с Эдмундом Владиславовичем уже вся Казань судачит.
— Да будет вам, — небрежно махнул рукой молодой граф. — Неужто вся?
— Как есть вся. И ходят разные слухи… Мне, право, неудобно спрашивать. Но что же там на самом деле произошло?
— Вы не поверите — не помню. — максимально по-доброму улыбнувшись, ответил Лев. — Перебрал пуншу. Отчего даже думаю, что все это попытка надо мной подшутить.
— Хороша же шутка! — охнул продавец. — Бедный Эдмунд Владиславович чуть не застрелился, сгорая от стыда.
— Вы сами-то верите в это? Чтобы сочувствующий изменникам, бунтовщикам и прочим разбойникам сгорал от стыда? — широко улыбнулся Лев Николаевич.
— Даже не знаю, что вам ответить… — вернул вялую улыбку продавец и решил сменить тему. — Но что же это я? Вы же за книгами зашли, а я вас пустыми разговорами терзаю. Какая именно книга вас интересует?
— Мне нужна такая книга, в которой описывалось бы современное положение науки. Междисциплинарное. Что открыто, что ищут и прочее. Обзор такой. Срез момента. Я собираюсь поступать в Казанский университет и разрываюсь между факультетами. Вот и хочу понять: где мне интереснее будет учиться и полезнее.
— Боюсь, что таких у нас нет. — явственно разочаровался продавец. — Более того, я о таких даже не слышал.
— Очень жаль. Это явно недоработка нашей Академии наук.
— Что есть, то есть, — вяло улыбнулся он. — Могу предложить альманах «Ученые записки Казанского университета», «Журнал министерства народного просвещения» и альманах «Библиотека для чтения[1]». В них шире всего освещаются поднятые вами вопросы. Хотя, в сущности, это не аналитические, обобщающие труды, а просто сборники актуальных статей. А также… хм… у нас имеются и просто тематические журналы.
— Я могу их полистать? Можете сделать подборку, чтобы я смог оценить?
— Разумеется. — кивнул продавец. — Какие именно журналы вам показать? По каким направлениям?
— По физике, химии, математике и геометрии. Хм. Ну еще и по биологии с медициной, быть может, еще и по истории с географией.
— Оу… Такая широта! Хорошо. Сейчас посмотрю, что у нас есть. Это может занять некоторое время. А пока… хм… не желаете ознакомиться? — словно фокусник, продавец достал книгу непонятно откуда.
— О началах геометрии, — произнес Лев Николаевич, прочитав и переведя название на русский язык с французского. — Лобачевский. Хм. Это не ректор Казанского университета?
— Именно так. Это самая важная работа Николая Ивановича.
Лев принял ее, встал у окна, чтобы больше света, и стал эту книжицу листать. Меньше ста страниц, большая часть из которых посвящены излишне осторожной и деликатной подводке к вопросу. Суть же излагалась достаточно компактно. К тому же в силу профессиональной деятельности в последние годы перед той аварией мужчина всю теорию Лобачевского и так знал назубок. Они ведь лежала в основе рабочих гипотез самой идеи подпространства многомерной мультивселенной. Однако по тексту все же пробежался — ему требовалось понять состояние дел на текущий момент. Собственно, ради этого он и решил изучить нынешнее положение науки, без чего планировать что-то представлялось затруднительно.
Кроме того, с прошлой жизни ему «капнул» навык скорочтения, что немало упрощал ему жизнь. Как и отменное знание французского языка, ставший полезным наследством былой личности этого тела.
Краем глаза же Лев заметил: за ним наблюдали. Вон — в стекле отражался зритель. Продавец-то был не один. И удалившись для поиска подходящих брошюр, он отдал распоряжения помощникам, а сам решил взглянуть на молодого человека, который прямо сейчас пролистывал с равнодушным видом это сочинение.
Наконец, этот цирк закончился и Карл Генрихович вышел из своего укрытия. Выводя трех помощников с пачками журналов. Местных, не имевших никакого сродства с теми красивыми и пестрыми изданиями, которые бытовали во второй половине XX века и в начале XXI. С виду — книги и книги. Притом нередко такой толщины, словно там всю «Войну и мир» решили поместить разом. Из-за чего помощники натурально пыхтели под немалым весом «печатных знаний».
— Вас, я смотрю, эта работа не заинтересовала? — кивнул продавец на сочинение Лобачевского, которую Лев уже закрыл.
— Отчего же? Весьма любопытное.
— И чем же? — с едва заметной издевкой в голосе поинтересовался Карл Генрихович.
— Этот вопрос с подвохом? — усмехнулся Лев. — Хотя не отвечайте. Я видел в стекле ваше отражение. — кивнул он на витрину. — Поначалу думал, будто вы опасаетесь порчи редкой книги, вышедшей совсем малым тиражом. Но теперь понимаю — вас тревожило иное.
— Ну что вы⁈ Лев Николаевич. Упаси Господь! — дал «заднюю» его визави, не желая нагнетать.
— Это действительно новое слово в науке, выводящее Евклидову геометрию в категорию частных случаев, применимых на ничтожно малых участках. Во всяком случае в масштабах Вселенной. И аргументация вполне убедительна. Хотя я слышал, что в Академии наук отнеслись к ней крайне скептически.
— Вы читали эту работу ранее?
— Слышал о факте ее существования, но не читал. Сейчас столкнулся впервые.
— И уже посчитали убедительной⁈ Просто пролистав⁈
Молодой мужчина вернул ему улыбку и кратко пересказал содержимое, а также аргументацию, которую использовал Николай Иванович.
— Но как⁈
— Я умею быстро читать… да-с… Если дадите бумагу, перо и чернила, то я с удовольствием кратко изложу свои мысли по прочитанному. А лучше карандаш. Не люблю чернилами писать.
Продавец кивнул.
И вскоре Лев Николаевич уже писал заметки к теории Лобачевского. Не свои. Нет. Эти выводы знали, наверное, все, кто был связан с тем злополучным проектом. В частности, он выводил природу нелинейности пространства из его многомерности. Делая вывод, что искривленные плоскости не более чем одна из бесчисленного множества вероятных проекций. А под финиш даже нарисовал каскад фигур, выводя из простой точки через квадрат-куб тессеракт и пентеракт. То есть, четырех- и пятимерную фигуру. Хотя это оказалось совсем непросто —