Лев же, оглядел окружающих расфокусированным взглядом и с некоторой тревогой поинтересовался:
— Кто здесь?
А потом «случайно» уставился на сапоги, что торчали из окна.
Пару секунд помедлил.
Перекрестился. И поинтересовался:
— Тетушка милая, отчего у нас ноги чьи-то в окне торчат? Неужто кто гадать сел, и к нам черти полезли по своему обыкновению задом наперед?
После чего удалился в свою комнату, продолжая имитировать мертвецки пьяного юношу…
— Какой у тебя львенок растет, — хмыкнув, заметила Анна Евграфовна.
— Какой позор, — качала головой опекунша, словно ее не слыша.
— Эдмунд Владиславович в беспамятстве, — донеслось с улицы, куда уже вышли слуги проверить состояние бедолаги.
— Неужто совсем? — удивился Владимир Иванович.
— Самым натуральным образом.
— Ужас! Просто ужас! — продолжала причитать Юшкова.
— Ах, оставьте! — фыркнула Анна Евграфовна, — Он у вас очень милый мальчик. Не наговаривайте на него. Просто увлекся пуншем по неопытности.
— В гусары! Непременно в гусары! — воодушевленно воскликнул дядюшка под общие улыбки.
— О боже! — воскликнула его супруга. — Какие еще гусары⁈
— За Эдмунда Владиславовича не переживайте, — заботливо произнес начальник гарнизона. — Я все видел. Лев увлекся по неопытности, и все с пониманием к этому отнеслись. Поручик же поступил некрасиво. А уж то, что он, опытный офицер вылетел в окно и сомлел всего от одной зуботычины — так и вообще позор. Будьте уверены — в самом скором времени переведу его куда-нибудь в самую глушь.
— А если он чудить начнет? — поинтересовался Владимир Иванович.
— Завтра же все его сослуживцы об этом полете будут судачить. — усмехнулся начальник гарнизона. — Сам попросится на перевод.
— Ох… как я вам благодарна.
— Не стоит душенька моя. Не стоит. Это я премного благодарен вашему племяннику. На Эдмунда Владиславовича мне давно жаловались. Умы людей смущал, но осторожно. Уличить его в этом было никак нельзя — да вы бы и не пригласили его иначе. А тут такая оказия… — произнес он и едва заметно поклонился Анне Евграфовне, внимательно на него смотревшей. Дескать, это ей он делает одолжение…
Меж тем прием продолжался. Лев же, своевременно отступивший, лежал в своей комнате и думал.
Ему решительно не хотелось под теплое крылышко Анны Евграфовны. Гордость не позволяла. Он и под опекой тетушки чувствовал себя отвратительно, а тут вообще какое-то позорище выходило.
Да, в аристократической среде редкий брак был по любви, и все с пониманием относились к подобной слабости. Поэтому такие «феи» и «волшебники» цвели и пахли непрестанно, и такие поступки никто и не осуждал, если они не переходили границу приличий.
Но беда заключалась в ином: мужчина бы себе такого просто не простил.
И не из-за того, что Анна Евграфовна была дурна собой. Никак нет. И в иной ситуации он, быть может, и первым полез к ней под юбку, но совсем на иных условиях. А сейчас требовалось срочно что-то предпринимать, быстро и сильно поднимая свой статус, чтобы выскочить из круговерти подобных игр.
Для чего требовались деньги.
Много денег.
Очень много денег, и не чьих-то, а своих. Ну и в ближайшие недели, а может и месяцы постараться уклонится от общения как с Анной Евграфовной, так и вот таких «подводов» со стороны тетушки…
[1] Штосс (банк, фараон и прочее) очень популярная карточная игра в высших слоях общества в XVIII-XIX веках. Играли двое. Воспевалась Пушкиным, Лермонтовым, Толстым и прочими. Не требовала никакого мастерства, лишь удачу. Играя «по большой», можно было за один вечер спустить огромное состояние.
[2] Пелагея Ильиничная Юшкова (1801–1875), урожденная Толстая, сестра отца Льва Николаевича. В 1841 году после смерти своей сестры Александрой Остен-Сакен, стала опекуншей детей брата.
[3] Салон в реалиях XIX века был чем-то клуба по интересам с собранием на чьей-то частной территории, как правило, в особняке или квартире. Обычно салоны собирались вокруг яркой и популярной личности. В некоторые из столичных салонов захаживали даже императоры.
[4] Эту тягу Юшковой автор взял из воспоминания Льва Толстого. Хотя и без конкретных подробностей.
[5] «В молодости Анна Евграфовна отличалась замечательной красотой, а по росту своему имела возможность образовать из себя не менее двух, если не целых трех Сергеев Павловичей.» Русская старина. — 1895. — Вып. 12. — С. 146.
[6] У Льва Толстого рост был около 180 см (в зависимости от оценок), что для тех лет немало.
[7] Ruski pies (пол.) — Русский пес.
Часть 1
Глава 2
1842, апрель, 5. Казань
По улицам Казани медленно двигалась коляска. Кучер которой осторожничал, ибо молодой господин, севший к нему, сказался дурно себя чувствующим и просил не растрясти. За копеечку малую, разумеется.
— Осторожнее! — покрикивал время от времени Лев Николаевич на ухабах.
Но без злобы и негромко, так как все это было лишь игрой.
С того злополучного вечера он стал уклоняться от совершенно излишних для него новых встреч с графиней. Да и тетушку предпочитал избегать, а потому «убегал» из дома как можно раньше — «пока все спали», то есть, до полудня. Возвращаясь же, имитировал дурное самочувствие, удаляясь сразу к себе. Ну и в процессе таких прогулок держал «марку». Просто из опасений, что Пелагея Ильинична или ее супруг решатся опросить слуг, а те от того же кучера или еще кого прознают лишнее.
Хорошо хоть тетушке хватало ума не вызывать докторов. Да, осуждающе на него поглядывала, но не более. Во всяком случае, пока…
Дзиньк.
Прозвенел колокольчик, пропуская Льва Николаевича в книжную лавку при Казанском университете. В ней продавались учебники и всякие полезные к науке и общему кругозору издания, включая иноземные монографии, журналы и прочее. Сюда он зашел в последнюю очередь, прежде обойдя все прочие книжные магазины просто потому, что ожидал увидеть здесь этакий аналог магазина «Школьник» из позднего Союза, а потому, когда заглянул, немало удивился, осознав: как он ошибался.
Продавец, что читал какую-то книгу, поднял на него глаза.
Вежливо улыбнулся.
И поправив очки, вышел из-за стойки.
— Рад вас видеть, молодой человек. Вы у нас первый раз?
— Здравствуйте. Да, впервые. Под Рождество из Москвы приехал.
— И что же