— Разве?
— Любому непредвзятому наблюдателю, не растерявшему последние крупицы разума, совершенно очевидно, что он помахал мне.
— А на самом деле?
— На самом деле он махал мальчикам. Девочки ему, как ты ядовито выражаешься, глубоко параллельны и фиолетовы.
Достигнув тихоокеанского побережья Хонсю, повернули направо, и через короткое время показался Токийский залив. Здесь «Агате Четвёртой» предстояло совершить несколько непростых эволюций.
— Ребята! Вы не представляете, какое количество людей собралось приветствовать вас! — возбуждённо тараторил радист с земли во время обмена позывными — И какое здесь царит радостное настроение! На центральной трибуне ипподрома восседает сам японский император с большой свитой, а трибуны переполнены празднично одетыми японцами. И уж не знаю, сколько человек толпится вокруг ипподрома.
— Ну не знаю, хватит ли на всех листовок. — озабоченно вздохнула Агата — Мы же для Токио заготовили сто тысяч?
— Как бы то ни было, обратно не переиграешь. — буркнул Александр — Только бы нам не спровоцировать давку. Приготовиться! На счёт три бросай. Раз! Два! Три!
Агата рванула рычаг, и здоровенный мешок вывалился из раскрывшегося люка. Над мешком раскрылся яркий парашют, составленный из треугольников, раскрашенных в цвета русского и японского флагов. Три минуты парашют опускался к земле, потом пиропатрон распорол мешок по шву — по всей длине. Яркие глянцевые листочки прочной бумаги форматом примерно А5, со словами приветствия на русском и японском языках плотной массой повалились вниз, стремительно рассыпаясь и рассеиваясь ветром.
А экипаж «Агаты Четвёртой», завершив круг над ипподромом, приготовился к следующей зрелищной операции: дозаправке в воздухе. С танкером-заправщиком на основе «Альбатроса» состыковались в поле видимости с ипподрома, но уже над заливом, и связанные одним шлангом неторопливо двинулись на восток.
— Кажется всё благополучно. Пока, во всяком случае. — решила Агата, убирая заправочную штангу, когда «Альбатрос» отвалил в сторону. Тут же она схватилась за микрофон и щёлкнула клавишей включения связи:
— Земля, Токио, у вас всё благополучно? Не случилось неприятностей?
— Нет-нет! Всё удивительно спокойно. Японцы исключительно дисциплинированный народ, а мелкие эксцессы тут же подавлены полицией.
Перелёт через половину океана Александр частично проспал, частично провозился в штурманском отсеке: уточнял текущее положение самолёта. Всё было благополучно, невязка фактического положения по сравнению с расчётными показателями составила каких-то восемь километров, что можно считать близким к идеальному.
— Агата, ты блестящий, просто прирождённый лётчик! — Александр чмокнул жену в висок и опустился в своё кресло. А пока поднимись, разомнись, а есть желание — ложись и поспи.
— Ладно-ладно! Сбросим приветствия на Гонолулу и пойду, посплю.
Гонолулу миновали легко и непринуждённо. Пара истребителей авиации американского флота, как предупредил наземный радист, попыталась подняться к «Агате Четвёртой» чтобы поприветствовать её, но не сумели подняться даже до половины высоты и с шести тысяч метров вернулись на аэродром. А чего они хотели на стародревних «Стрижах» с поршневыми двигателями даже без турбонаддува?
Путь до Сан-Франциско, а от него до Вашингтона был совершенно безмятежным: всю работу выполнил автопилот, потребовалось только немного вмешаться в управление, когда пересекали Аппалачи. Дозаправку, как и в Токио, провели на глазах зрителей, а их, судя по докладу наземного радиста, собралось не меньше чем в Токио.
Остров Корву, Лиссабон, Мадрид…
— Ну что, Алекс, не станем ломать собственный тайный план? — задорно спросила Агата, свежая, душистая и яркая после сна и душа.
— Ни в коем случае не будем. Даёшь Париж!
— Вот это правильно, это по-нашему!
Столицы Франции достигли ранним утром, когда парижане-пролетарии в синих блузах спешат на свои рабочие места. Цеха заводов и фабрик ненасытно поглощают их и распределяют в своем нутре — сотни тысяч худощавых, неухоженных, забитых, умелых и незаметных людей.
Но вот в синем небе послышался негромкий хлопок — это раскрылся парашют в цветах русского имперского флага — жёлто-черно-белый — чтобы никто не мог соврать, что использовались цвете французского республиканского знамени. Вот оболочка мешка под парашютом распалась вдоль на две половинки и две сотни тысяч листовок на русском и французском языке, рассеиваясь длинным шлейфом, полетели вниз.
— Я вижу! — раздался один, а потом и другие голоса — Вон высоко летит ярко-красный самолёт! Это русские! Князь Павич намекал, что посетит Париж, князь выполнил своё обещание!
В толпе многие заговорили о том, что на заводах и фабриках в России, особенно принадлежащих «Полярной звезде» почти идеальные условия. Там даже рабочая смена всего-то восемь часов! И заработная плата несравненно выше, при том, что цены в России существенно ниже, ведь всем известно, что Павич перед войной накопил миллионы тонн продовольствия, сырьё для промышленности и оружие для армии. И что удивительно, не стал их продавать втридорога, а наоборот сделал так, что во время войны цены стали снижаться. За это Павича ненавидят русские толстосумы, а уж наши, французские, готовы его живьём сожрать, но пока пьют кровь только из нас. Так не пора ли скинуть прогнившую элиту, состоящую из олигархов, компрадоров и национальных предателей и снова подружиться с Россией?
Многие синие блузы не дошли до рабочих мест и принялись строить баррикады. Неожиданно к ним присоединилась некоторая, причём немалая часть полицейских и жандармов — ведь всем известно, что в России полиция, жандармы и армия содержатся совсем недурно, и уж там рядовых сотрудников не штрафуют за каждый чих.
Но ничего этого Александр с Агатой не видели: к тому времени они уже подлетали к Берлину. Здесь их встретила плотная облачность: нелёгкая пригнала шальной фронт небольшого, но очень активного циклона. Агата только и сказала, дёргая за рычаг сброса последнего мешка с «поздравительными открытками»:
— Облака такие плотные, что, наверное, мешок их не пробьёт, так и останется лежать наверху.
— Вот и посмотрим. — усмехнулся Александр, внимательно оглядывая горизонт впереди, а в зеркала — заднюю полусферу. Внутри него проснулся и настороженно повёл носом Шолто Тавиш. — это его звериное чутьё срабатывало задолго до того как нормальные органы чувств отмечали признаки опасности. А уж то,что Агата вдруг показалась опасным конкурентом, явилось явственным знаком: скоро события понесутся вскачь.
Тревожное состояние длилось третий час, скоро уже будет Москва, спасение, но именно в этот момент Шолто Тавиш буквально взвыл и попытался перехватить управление телом на себя. В облаках он как будто заметил движение группы самолётов, значит время пришло.
Прилагая все свои душевные силы, Александр с трудом загнал