Бывали и успехи, бывали и неудачи. Линок относился к успехам, а вот, к примеру, дети – к неудачам. До полного созревания, как оказалось, человек изменяться не может. Тома и сам такие опыты проводил, и узнал потом…
Да-да.
Как оказалось, они были не первые.
Тейн, тогда еще кардинал, вплотную занялся родом Ахонов, и оказалось, что он есть до сих пор. Правда, уже не эрры, а иссы. Эрры не уцелели тогда, а вот младшая ветвь осталась, сейчас они Вахоны. И вся библиотека старшей ветви у них.
Видимо, чуя недоброе, прятали Ахоны что могли и где придется, в частности, у младших ветвей рода. У тех, кто никогда не был эрром, значит, и пострадать не должен.
И ведь получилось же!
Лежала библиотека и дождалась своего часа. И ценнейшие свитки в ней – тоже.
Как оказалось, среди Ахонов было очень много жрецов Многоликого. Тейнов не было, а вот жрецы были, скромные такие, помогали людям пройти через посвящение, и много чего о том знали и записывали.
И тоже проводили опыты.
Правда, им было проще. Все было внутри одного рода, все было выверено. А вот когда ты не знаешь ни кто, ни что…
Вот с Хансом Девятым как же?
Он король, да только вот двуипостасных у него в роду не было. Получилось так… во времена Данакта первый министр, человек из народа, но умный и хваткий, сначала сверг короля, а потом короновался сам. Дело житейское, но вывод-то каков?
Правильно, не подействует на Ханса привычный рецепт, когда от прадеда к правнуку, к примеру. Он и сейчас-то не действует, двуипостасных уж сколько сотен лет как нет?
Вот!
Надо искать новые пути, пробовать, смешивать и то, и это, чем-то поить или кормить, что-то давать или ограничивать, к примеру, если прах смешать с солью, то реакция пойдет непредсказуемо, как у несчастного дядюшки.
Почему остался цел племянник?
А он нужного количества просто не съел. Дядюшка его особенно у себя не баловал и не угощал. Соль – дорогое удовольствие, подарил – спасибо, а к столу тебя приглашать вроде как и незачем.
А сколько надо?
Тут же и лишнего дашь – плохо, и слишком мало тоже плохо… кого-то и живьем вскрывать приходилось. Павло с этим отлично справлялся.
Ладно-ладно, не вовсе уж живьем, под сонным зельем. Заодно и чувствительность к нему проверяли, и как быстро раны заживают, и реакцию на боль, и много чего другого…
Скажи кто-то любовничкам, что они подонки и мерзавцы, что по ним виселица плачет, что их опыты бесчеловечны и ужасны, изумились бы все и сразу.
Винс, Тома, тейн, король…
Они – бесчеловечны?! Это они-то?! А с чего вы так подумали?! Они же не ради своего удовольствия все это проделывают, и на смерти им глядеть не нравится, и людей губить тоже, и никакой радости от этого нет!
Им просто НАДО!
Вы что, таких простых вещей не понимаете? Это же власть! Власть над людьми, над землями, над жизнью и смертью, власть неограниченная, власть всемогущая… что может быть лучше власти?
Ничего!
А кто этого не понимает, тот просто глупец.
Но власть – это было оправдание для тейна и короля. А для Тома и Винса…
Лет через триста это стало бы темой для модной диссертации. А пока в мире не было ни одного психолога, и кто там будет разбираться в характерах извращенцев? Прибить – и дальше пойти. Хотя все было достаточно просто.
В глубине души и Тома, и Винс прекрасно понимали, что они ненормальны. Что их любовь – противоестественна и запретна, что так делать нельзя. И в церквах недаром такое запрещают, и люди недаром плюются! Но разве признаешься людям, да и себе, что ты – отклонение? Кривое дерево, гнилое яблоко?
Никогда!
Значит, идет обратный процесс. Это не я плохой, это они все меня не понимают, не ценят и вообще недостойны такого восхитительного меня. Нас… Тома и Винс друг друга в этом преотлично убеждали. Да так хорошо, что и сами поверили.
Это они – венец творения, они стоят выше всей этой серой и пустой массы, которая только и может, что детей плодить, они знают, как лучше. Просто не с куриными мозгами обычных людей понять их любовь, их устремления и их тонкие натуры[4].
Первый шаг – я выше прочих, я совсем другой, не такой, как они, я лучше.
Второй шаг – я человек, а они все так, серая масса.
Третий шаг – этих много, а я уникальный. А если их много, то их и не жалко, новых наплодят. И – вперед, за опыты, за скальпель, за исследования.
Что, им тоже бывает больно?
Но это же всякое отребье… о чем вы говорите? Вы что – поставите эту дрянь на одну ступеньку со мной? Даже не так.
Со МНОЙ!?
Какие глупости и гадости вы говорите! Кстати, а на каком основании вы мне это говорите? Если вы такой же, как вся эта серая плесень, и не дотягиваете до моего уровня? Где мой скальпель?
То-то и оно!
Но до психологов было еще далеко. И до окончания опытов – тоже. Но говорят, тейн нашел что-то интересное…
Скорее бы получить это нечто! Наверняка прорыв будет!
* * *
Диана сидела в саду.
Сидела, нюхала розочку, верная Эсси как раз отлучилась за прохладительным напитком, а Диана тосковала и хандрила, скучно красавице было, неуютно, пасмурно на душе. Вокруг розы да птички, а на душе такая туча, что того и жди, градом осыплется, криком, истерикой. Еще месяцем раньше все было просто и приятно, все вращалось вокруг нее, то есть король находился рядом с ней. И не просто находился, считай, она уже корону примеряла.
А сейчас…
Вернулась эта гадина!
Королева!!!
Хороших слов у Дианы для нее не находилось, одно шипение и бульканье, вот ведь зараза какая! Пакость, а не баба!
Черная, тощая, старая, но поди ж ты! КАК на нее смотрят!
Полной дурой Диана не была, и людей чувствовала отлично, и выводы делала, хотя и в свою пользу. Она видела, как Мария двигается, как смотрит… сама попробовала перед зеркалом – не получилось. Делала вроде бы все то же самое, что и королева, так же голову держала, так же смотрела, улыбалась, а получалось глупо и смешно.
Почему так?
Непонятно. И