— Я видел много раз, как славное утро одаряет вершины гор величественной красотой, — процитировал Уэксфорд Клитемнестре.
Она громкоголосо согласилась, вспрыгнула на табуретку и истерически завизжала, увидев свой поводок.
— Держи свое тело пристойно, — холодно заметил Уэксфорд, переходя от сонета к комедии, но не меняя автора. Он выглянул в окно. Величественная красота никуда не делась, яркая, разлитая в воздухе, бело-золотая. Вместо вершин гор утро красило кингсбрукские луга и превращало маленькую речушку в ленту искрящегося металла. Ничего страшного не случится, если он возьмет это неуправляемое создание на короткую прогулку по полям, и, когда в девять тридцать войдет в полицейский участок, полученный заряд бодрости даст ему приятное превосходство над инспектором Верденом.
Тропинка вела через поля к берегу реки и вилась по течению, а потом у Кингсбрукского моста разделялась на две. Одно ее ответвление вело к новым муниципальным домам и в район Сьюингбери, а другое — в центр Кингсмаркхэма. Уэксфорду определенно не хотелось загружать субботний день путешествием в Сьюингбери. И теперь они петляли по тропинке, чтобы миновать Кингсбрук-роад с окнами, глядевшими на дорогу. Не было никакого смысла идти там. Вместо этого главный инспектор спустился к реке и выбрал тропинку, ведущую к мосту, чтобы по дороге домой забрать в Брэддене свои «Полицейские новости», которые постоянно забывают присылать ему вместе с газетами.
Дубы еще не потеряли живой желтовато-зеленый цвет поздней весны. Такой яркий и такой свежий, что ему нет равных ни в природе, ни в искусстве. И никто не способен воспроизвести его, и его невозможно увидеть нарисованным ни на полотне, ни на женских платьях. Даже если бы художникам и удалось его скопировать, то цвет получился бы грубым. Но под бледно-голубым безоблачным небом дубы не казались грубыми. Они были неповторимыми, исключительными. Уэксфорд набрал полные легкие душистого, насыщенного цветочной пыльцой воздуха.
Собака, очевидно, боялась прогулок по тротуару и теперь тоже нюхала воздух и весело резвилась. Она совала нос в кусты ежевики и помахивала хвостом. Уэксфорд отстегнул поводок и позволил ей свободно побегать. Со своеобразным флегматичным терпением он принялся размышлять о предстоящей сегодня работе. Дело о тяжелых телесных повреждениях сегодня утром поступило в специальный суд, но оно, должно быть, завершится в полчаса. Есть вероятность, что на утреннем рынке во время субботней распродажи будут украдены товары. Кто-то дойдет до ручки и начнется свара… И несомненно, обычное половодье пятничных ночных грабежей.
В Стауэртонской королевской больнице после шестинедельной комы пришла в сознание миссис Фэншоу. Сегодня надо с ней поговорить. Но это дело пижонов в форме из другого отдела, а не его. Слава Богу, не он должен вывалить на женщину новость, что ее дочь погибла в автомобильной катастрофе, в которой получила ранения на черепе.
Предположительно, сейчас им предстоит вновь обратиться к отложенному расследованию происшедшего с этой несчастной семьей. Верден полагал, что миссис Фэншоу может вспомнить, почему на свободной скоростной полосе трехрядного шоссе занесло и перевернуло «ягуар» ее мужа. Но Уэксфорд в этом сомневался. Обычно после комы наступает милосердная потеря памяти, и кто рискнет отрицать, что она благословенна? Ему казалось совершенно аморальным мучить бедную женщину вопросами только ради того, чтобы доказать, что в тормозах «ягуара» начались неполадки или что мистер Фэншоу превысил скорость и ехал быстрее семидесяти миль в час. Похоже, что другой машины там не было. Несомненно, возникают вопросы в связи со страховкой. Впрочем, это уже не его забота.
Солнце сияло, по реке бежала рябь, и длинные ветви ивы чуть касались золотистой булькающей поверхности. Прыгнула форель и радугой заискрилась в полете. Клитемнестра спустилась к воде и жадно попила.
Потом попробовала воду лапами и поплыла. При ярком солнце даже серые вязаные уши Клитемнестры казались красивыми. Под ее плоским пушистым животом большие гладкие камни выглядели как мрамор, пронизанный жилками агата. Над водой висел туман, словно золотистая вуаль, усеянная мириадами мелкой мошкары. И Уэксфорд, агностик, мирской человек, подумал: «Боже, как многообразна твоя работа на всей этой земле».
По противоположному берегу реки шел человек. Он медленно вышагивал ярдах в пятидесяти от воды и параллельно течению, направляясь из Сьюингбери в Кингсмаркхэм. Мужчина держал за руку ребенка, а рядом бежала собака, большой драчливого вида черный терьер. Уэксфорду пришла мысль, почерпнутая отчасти из наблюдений из окна своего офиса, что когда встречаются две собаки, они обязательно дерутся. Клитемнестре здорово бы досталось в драке с этим большим черным дьяволом. Главный инспектор не мог заставить себя позвать ее по имени и свистнул.
Клитемнестра не обратила внимания на его призыв. Она достигла противоположного берега и теперь обнюхивала огромную плывущую массу выдернутой травы и мелких щепок. Дальше и выше по течению куча мусора была смыта с берега. Лирически настроенного Уэксфорда будто кто в сердце кольнул при виде такого свидетельства безразличия человека к славе природы. Он разглядел ком брошенной одежды, старое, видимо, одеяло, канистру из-под бензина, а немного в стороне плавал ботинок. Клитемнестра подтвердила его давно установившееся низкое мнение обо всех собаках. Она, помахивая хвостом и насторожив уши, приблизилась к плывущей куче мусора. Грязные создания эти собаки, подумал Уэксфорд, наслаждаются на помойках и в мусорных бачках. Он снова свистнул. Она остановилась, и главный инспектор только собрался поздравить себя с властным и успешным методом подчинения этой твари, как она вплавь сделала рывок вперед и схватила зубами кучу одежды.
Одежда тяжело погрузилась в воду, и собака выпустила ее изо рта, шерсть на ней встала дыбом. У детектива странно застыла кровь от этого замедленного и какого-то первобытного движения серой шерсти Клитемнестры. Солнце будто бы зашло. Он забыл о чужой собаке, подходившей все ближе. И радость от прекрасного утра моментально испарилась. Клитемнестра издала неземной резкий вой, она оттянула губы к ушам, и хвост палкой продолжал линию позвоночника.
Куча одежды, которую она расшевелила, погрузилась на несколько дюймов глубже. И пока Уэксфорд наблюдал за ней, худая бледная рука, безжизненная, как камни, пронизанные жилками агата, медленно поднялась из мокрого рукава, и пальцы указывали будто прямо на него.
Он снял ботинки и носки и закатал до колен брюки. Мужчина и ребенок на другой стороне реки с интересом наблюдали за ним. Наверно, они еще не видели руку. Переступая с камня на камень, с ботинками в руке он осторожно перешел реку. Клитемнестра бросилась к нему и прижалась мордой к голой ноге. Он толкнул ее к ивам, будто ламбрекены нависавшим над водой, подошел к