За его спиной зашевелились кусты ежевики и донесся звук шагов.
— Назад, — скомандовал Уэксфорд. — Не пускайте сюда ребенка.
Он повернулся, загораживая своим громадным телом лежавшего в воде мужчину. Ниже по течению ребенок играл с обеими собаками, бросая им камни в воду.
— Боже! — выдохнул подошедший мужчина.
— Он мертв. Я офицер полиции и… — начал Уэксфорд.
— Я знаю вас, главный инспектор Уэксфорд. — Мужчина приблизился, и Уэксфорд не смог остановить его. — Боже мой! Я… — Затаив дыхание, он смотрел вниз.
— Да, неприятная картина. — Детективу пришла мысль, что случилось нечто необычное. И дело не в том, что здесь прекрасным июньским утром лежал убитый человек. Необычное в том, что он, Уэксфорд, нашел его. Полицейские не находят тела, пока их не посылают искать убитых или пока кто-то другой не находит их. — Вы не окажете мне услугу? — спросил детектив. У подошедшего позеленело лицо, и он выглядел так, будто его вот-вот стошнит. — Пойдите в город и позвоните из ближайшего телефона-автомата в полицейский участок. И только расскажите, что вы видели. Все остальное они сделают сами. Идите, приятель, возьмите себя в руки.
— Хорошо, только я…
— Вероятно, лучше если вы назовете свою фамилию.
— Келлем, Морис Келлем. Я пойду. Прямо сейчас пойду. Только… Это… Да, вчера вечером я пил с ним в «Драконе».
— Вы знаете, кто это? Вы же не видели его лица.
— Мне не надо видеть. Я всегда узнаю Чарли Хаттона.
В визитке и полосатых брюках Джек был очень похож на Чарли. Как они посмеются, когда он придет. Джек часто жалел, что у него не хватает находчивости, чтобы быстро давать пас остроумию Чарли. Но сейчас и он придумал смешную штуковину, которая заставит друга улыбаться.
Дорогой старина Чарли, рассентиментальничался Джек, лучший друг и лучший шафер, второго такого и на свете нет. Щедрый до безрассудства, и если он не всегда в ладах с честностью, то ведь человеку надо жить. А уж Чарли знает, как надо жить. С этим у него все в порядке. У него всегда было все самое лучшее. Джек мог бы поспорить на все отложенные на медовый месяц купюры, хрустящие у него в кармане, что Чарли будет одним из немногих гостей, у которого есть собственная визитка, а не взятая напрокат. Он не нуждался в одежде с чужой вешалки. Восхищаясь своим отражением в зеркале, Джек решил, что он и сам по себе не так уж плохо смотрится. В его возрасте выпивка еще не накладывает заметных следов, к тому же у него и всегда красное лицо. Он выглядел потрясающе. Джек решил, что у него заманчиво гордый вид, такой же великолепный, как у герцога Эдинбургского. Хотя, наверно, герцог пользовался электрической бритвой, вздохнул Джек, прикладывая кусочек ваты к порезу на подбородке и думая, готова ли Мэрилин. Благодаря дружищу Чарли они смогли кое-что потратить на свадьбу, и Мэрилин заказала себе белое атласное платье, и к венцу она пойдет с четырьмя подружками, которых выбрала себе по душе. Конечно, они бы совсем по-другому себя чувствовали, если бы пришлось искать деньги для первого взноса на квартиру. Под ответственность Чарли они получили долговременный заем и платить придется символические проценты. Поэтому они и смогли часть собственных сбережений пустить на то, чтобы сделать квартирку уютной. Как прекрасно все складывается! Две недели на море, а когда они вернутся, квартира будет уже готова. И все благодаря Чарли.
Отойдя от зеркала, Джек попытался представить будущее на двадцать, тридцать лет вперед. К тому времени Чарли будет по-настоящему богатым человеком. Джек бы очень удивился, если бы его друг со временем не поселился в одном из домов на Плугменс-лейн, вроде того, где он иногда работал как электромонтер. В доме с настоящей старинной французской мебелью, настоящими картинами и таким фарфором, на который обычно только смотришь, но никогда не ешь на нем. Он и Чарли часто смеялись над этим особенным домом. Но в смехе Чарли слышалось что-то серьезное, и Джек догадывался, что друг целит выше.
Конечно, они останутся друзьями, таков уж Чарли Хаттон. Но, конечно, тогда они не будут пить пиво и болтать вдвоем, начнутся обеды, приемы, игра в бридж, и всюду вместе с женами в платьях для коктейля и в настоящих драгоценностях.
Джек резко вернулся к реальности, к дню своей свадьбы. Чарли чертовски тянет время. Наверно, какие-нибудь неполадки с платьем Лилиан, или он ждет, когда она вернется от парикмахера. После Мэрилин она будет самой хорошо одетой женщиной на свадьбе, стройная блондинка в зеленом платье. Мэрилин на этот счет очень суеверна. Джек снова прижал ватку к подбородку и подошел к окну, чтобы увидеть идущего Чарли.
Было десять тридцать, а свадьба назначена ровно на одиннадцать.
Жена Хаттона оказалась блондинкой, стройной, хорошенькой в стиле Шейлы Уэксфорд, но без неземной красоты Шейлы. Лицо довольно туповатое, черты словно вылепленные из замазки, но незаконченные, а сейчас и вообще распухшие от слез. Уэксфорд и Верден сказали ей о случившемся, и теперь беспомощно сидели и ждали. А она бросилась лицом на софу и рыдала в подушки.
Уэксфорд быстро окинул взглядом элегантную, даже роскошно меблированную комнату. На спинке одного из стульев висело платье в зеленых и голубых цветах, зеленый плащ и длинные перчатки с кнопками на запястьях. В середине большого обеденного стола лежала свадебная шляпа Лилиан Хаттон. Произведение искусства из тюля и атласных листьев, таких зеленых и свежих, как живые листья, которые он видел на открывавшейся в окне перспективе кингсбрукских лугов.
— Миссис Хаттон, — мягко проговорил главный инспектор, и она покорно подняла лицо. — Миссис Хаттон, вы не встревожились, когда прошлой ночью муж не вернулся домой?
— Я не ждала его домой. Когда он не вернулся, я подумала, что он не смог попасть на вечеринку Джека и остановился где-то по дороге. Я думала, он приедет утром. Я… — У нее невольно прорвались рыдания, и она испустила долгий жалобный вопль.
— Сейчас я не буду вас больше беспокоить, миссис Хаттон. Вы говорили, что приезжает ваша мать? Если бы только вы могли мне дать адрес мистера Пертуии…
— Джека? Да, — проговорила она. — Для Джека это тоже удар. — Она глубоко вздохнула и всплеснула руками. — Они дружили еще со школы. — Вдруг она вскочила и потрясенно посмотрела на полицейских. — Боже! Ведь Джек