— Пожалуйста, последний заказ, джентльмены, — объявил бармен. Джордж Картер запустил в карман руку и выудил мелкие серебряные монеты.
— Еще одну на дорожку, хорошо, Джек?
— Что это? — Чарли посмотрел на мелкие монеты. — Ограбил кошелек своей миссис? — Джордж вспыхнул. Он был не женат. И Чарли знал, что он не женат, больше того, Чарли знал, что две недели назад Джорджа бросила подружка. А Джордж уже накопил деньги на дом и сделал первый взнос на мебель в столовую.
— Подонок, — сказал Джордж. Чарли взвился. Ловкий маленький боевой петух.
— Никому не позволю называть меня подонком.
— Джентльмены, джентльмены, — стал успокаивать их бармен.
— Да, — поддержал его председатель. — Кончайте. Разговор пойдет об обидах, Чарли. Неудивительно, что люди обижаются на тебя, если ты говоришь им такое. — Он чуть улыбнулся, подчеркивая отношение оратора к теме. — Сейчас, когда вечер близится к завершению я склонен думать, что нам надо воспользоваться возможностью и передать Джеку сердечнейшие пожелания всего Кингсмаркхэма и районного Дартс-клуба. Я…
— Воспользуемся возможностью, как тут говорилось, или нет? — перебил его Чарли. — Голосуем за сердечную благодарность председателю. — Чарли вынул еще пять фунтов и бросил на прилавок. Покраснев, как и Джордж, председатель пожал плечами и многозначительно кивнул Джеку, выражая свое сочувствие, на которое Джек не обратил внимания. После этого председатель ушел вместе с другим посетителем.
При общем молчании бармен вытирал прилавок. Чарли Хаттон всегда был задирой, но в последние недели стал совершенно невыносимым, и все сборища в баре заканчивались так же, как и сегодня.
Теперь из холостяцкой компании остались только Джек, Чарли, Джордж и еще один парень, такой же водитель грузовика, как и Чарли, по имени Морис Келлем. За весь вечер он открывал рот, разве лишь для того, чтобы влить в него виски. Увидев поражение и унижение своих друзей, Морис взял последнюю порцию виски и спросил:
— Ты часто в последнее время видишь Макклоя, Чарли?
Чарли не ответил, а Джек удивленно посмотрел на Мориса.
— А чего это тебя беспокоит?
— Не меня, Джек. У меня руки чистые. Мне нравится спокойно спать в собственной постели.
Вместо ожидаемого взрыва Чарли мягко и спокойно проговорил:
— Это время, когда ты работаешь. Ты спишь и в то же время что-то меняешь.
У Мориса за шесть лет брака родилось пятеро детей. Поэтому слова Чарли можно было воспринять как комплимент. Джордж и Джек с облегчением увидели, что Морис так их и понял. Он смущенно улыбнулся, услышав, что Чарли отдает должное его мужской плодовитости. Что же касается жены Мориса, то это была исключительно бесцветная женщина, и Чарли мог бы наговорить много колкостей в ее адрес. Колкостей откровенно оскорбительных. А он вместо этого выбрал лесть.
— Пора, джентльмены, — сказал бармен. — Желаю вам, мистер Пертуии, всего, чего вы сами себе желаете. — Обычно бармен называл Джека по имени. И Джек знал, что «мистер Пертуии» — это знак уважения к жениху, и такое обращение никогда больше повторено не будет.
Вечер стоял теплый и тихий, яркие звезды усыпали небо.
— Очаровательная ночь, — вздохнул Чарли. — И завтра должен быть отличный денек, Джек.
— Ты думаешь?
— Счастливая невеста сама, точно солнце, светит. — От выпитого Джордж расчувствовался, и когда вспомнил свою подружку и первый взнос за мебель, уголки рта у него горестно поникли.
— Тебе есть о чем плакать, приятель, — не унимался Чарли. — Но слезами не сделаешь девушку счастливой.
Джордж в Кингсмаркхэме руководил группой любителей шуточных народных танцев. А Чарли всегда издевался над ним, когда он появлялся в пестром костюме и в колпаке с бубенчиками. Джордж закусил губу и сжал кулаки. Потом пожал плечами и пошел в другую сторону.
— Надутое ничтожество, — бормотал он себе под нос.
Трое других смотрели, как он переходит улицу и, пошатываясь, бредет по Йорк-стрит. Джек поднял руку в вялом прощальном жесте.
— Не надо было так говорить, Чарли, — упрекнул он друга.
— Ах, меня от него тошнит. Давайте лучше споем, а? — Одной рукой он обнял за талию Джека, а другой, явно помедлив, — Мориса.
— Одну из твоих старых мюзик-холльных баллад, да, Чарли?
Выписывая кренделя, они шли мимо старых нависавших над ними фасадов домов, и Джеку приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головой о лампы в железных сетчатых абажурах. Чарли запел:
Мейбел, дорогая, слушай меня!
Здесь в парке грабят,
А я сижу один в конторе у христиан
И пою, будто жаворонок.
Здесь совсем не так, как до-о-ма,
Но в темноте я не могу идти домой!
— Ю-у-у-у-у-у! — завопил Джек, подражая певцам Дикого Запада. Но голос у него замер, когда с Куин-стрит появился инспектор уголовно-следственного департамента Верден и, перейдя двор перед «Оливой и голубем», приблизился к ним. — Добрый вечер, мистер Верден.
— Добрый вечер. — Инспектор с холодной брезгливостью посмотрел на них. — Вы ведь не собираетесь нарушать покой, правда?
Инспектор пошел дальше, а Чарли Хаттон хихикнул.
— Полицейский, — хмыкнул он. — Уверен, у меня в этом кармане больше, чем он получает за месяц.
— Тут я попрощаюсь с тобой, Джек, — натянуто проговорил Морис. Они подошли к мосту через речку Кингсбрук, где начиналась тропинка в Сьюингбери, она вилась по течению реки. Морис жил в Сьюингбери, а Чарли в одной из новых муниципальных квартир на дальней стороне Кингсбрук-роад. Тропинка сокращала дорогу домой обоим.
— Подожди Чарли. Ему с тобой по пути, — предложил Джек.
— Не могу, спасибо. Я обещал своей миссис быть дома к одиннадцати.
Чарли повернулся спиной, ясно показывая, что не нуждается в компании Мориса.
— Мощная штука этот скотч, — пожаловался Морис. Лицо у него при свете фонаря выглядело побледневшим. — По-моему, мне не надо было мешать пиво с виски.
Морис перепрыгнул через забор и чудом приземлился прямо на ноги. Он миновал деревянные скамейки, нагнувшись, пробрался под ивами, и потом они видели только его пошатывавшуюся тень. Джек и Чарли остались одни.
Они много выпили, но были трезвыми, как стеклышко. Они любили женщин, но не сумели бы членораздельно рассказать об этой любви да и о любом другом своем чувстве.
Подобно древним грекам, они нашли друг в друге всеохватывающую духовную совместимость. Женщины для них были гордостью и сокровищем для постели, для сердца, для дома, для тщеславия и для их мужественности. Но без друг друга жизнь показалась бы им потерянной. Они облокотились на перила моста и бросали в воду осколки камней.
— Мы получили твой подарок, Чарли. Я не хотел ничего говорить, пока другие не ушли, но этот проигрыватель великая штука. Я чуть не рухнул, когда увидел его. Ты,