— Ну что нюни распустила, — проворчал я. — Все хорошо. А эти подонки получили по заслугам.
— Они… Они… — повторяла она.
— Ну что они? Лапали тебя, что ли?.. Эка невидаль… И потом, ты же видела, я же им отомстил…
— А этот?.. Он же их по-настоящему…
— На войне как на войне, — сказал я. — Они с нами не шутки шутили. Меня они бы убили, а тебя — зверски изнасиловали. Это отребье, мразь. Таким не место в нашем обществе.
Сзади послышались торопливые шаги. Я обернулся — сосед. Вернее — мой телохранитель, которого мне приставили как только я приехал в Москву. Кто приставил? Вопрос риторический. Мог — Романов, а мог — и сам Андропов. А кто заказал меня этим подонкам? Если кавказцы, то, наверняка, не обошлось без Гвишиани. Одно ясно. Меня теперь считают серьезной фигурой.
— Все в порядке, — сказал Воронин, поравнявшись с нами.
Маша неприязненно на него покосилась. Потом вырвалась и пошла вперед.
— Стояли звери около двери, в них стреляли, они умирали, — с усмешкой проговорил я, глядя ей вслед.
— Что вы сказали? — спросил капитан госбезопасности.
— Да так! — отмахнулся я. — В книге одной вычитал.
* * *
Заседание Политбюро шло своим чередом, но как-то вяло. Из внешнеполитических событий обсудили только исключение «банды четырех» из членов Коммунистической партии Китая, и восстановление Дэн Сяопина в должности заместителя председателя Государственного совета. Предстояло еще осмыслить все последствия этого переворота в Поднебесной.
Перешли к обсуждению внутренней повестки. Суслов прочел нудный доклад о том, как идет всенародное обсуждение проекта новой конституции СССР. Брежнев вдруг разразился бородатым анекдотом:
— Что будет, если спустить Хрущева с горы?.. Подгорный… А если пропустить его через кукурузу?.. Шелест!
Посмеялись, хотя упоминание Хрущева, Шелеста, а главное — недавно отстраненного Подгорного — многих насторожило. С чего бы это Леня вспомнил о них? Улыбнулся и Андропов, у которого в особой папке хранились куда более свежие анекдоты.
' — Почему Подгорный пошёл под гору? — гласил один из них.
— По собственной не-Брежности. Вместо «дублёнка» он говорил «дуб-Лёнька».'
Другой анекдот
' К Подгорному, который был уже на пенсии, приехал как-то приятель и стал его укорять:
— Что ты, Коля, засел у себя на даче, как бирюк, ничем не интересуешься, и газет не читаешь?
Тот отвечает:
— Нет, и не переживаю по этому поводу.
— Так ты, небось, не в курсе, кого новым Папой римским выбрали?
Подгорный, после долгой паузы:
— … Не может быть!..'
Когда дали слово самому Андропову, он заговорил о другом. Его речь, в отличие от доклада Михаила Андреевича, слушали внимательно, дергая за рукава тех, кто вознамерился задремать. Перед заседанием Политбюро, председатель КГБ получил оперативное донесение о том, что на «Рыжего» была совершена попытка покушения, но приставленный к нему сотрудник 9-го управления, капитан Воронин ликвидировал двоих злоумышленников. Третьего, обезвреженного самим «Рыжим», доставили в Бутырскую тюремную больницу в тяжелом состоянии.
Прочитав об этом, Андропов улыбнулся — а парень-то ничего, зубастый.
Остальная часть донесения была посвящена личностям нападавших: Цирулидзе, Автандил Ашотович — тридцать три года, судим за причинение тяжких телесных повреждений, Гелашвили, Ираклий Константинович — двадцать девять лет, судим за вооруженный грабеж, Циклаури Василий Ицхакович — двадцать семь лет, ранее не судим. Все это были люди известного криминального авторитета Мамедова, Тенгиза Вахтанговича, школьного приятеля косыгинского зятя Гвишиани.
Все это глава Комитета взял на заметку, но говорил он на заседании Политбюро, разумеется, не об этом. В основе его доклада лежали предложения того самого «Рыжего», в миру Анатолия Аркадьевича Чубайсова. Кое-что Андропов добавил от себя, ссылаясь на «комсомольскую инициативу». Романов, который был в курсе, благожелательно кивал, когда речь зашла о ресурсно-производственных центрах. Косыгин, тоже знающий о чем речь, сохранял невозмутимый вид.
Остальные недоуменно переглядывались, а самые умные — следили за реакцией Генсека. Дорогой Леонид Ильич, хоть и выглядел сонным, что с ним случалось после недавней госпитализации, но на самом деле все мотал на бровь, за неимением усов. По его непроницаемому, в нужный момент, лицу нельзя было понять, удивлен ли он тому, что таким, казалось бы, сугубо хозяйственным вопросом озаботился председатель Конторы Глубокого Бурения? Тем не менее, Ильич уловил главное. И когда Андропов закончил, он спросил:
— Ежели ребятки начнут деньгу заколачивать, свыше шести сотен, то брать с них прогрессивный налог?
— Да, товарищ Брежнев, — подчеркнуто официально откликнулся Юрий Владимирович. — С двух тысяч месячного заработка брать шестьдесят процентов, с трех — семьдесят.
— Это что б, значит, богатеев не плодить…
— Так точно, Леонид Ильич. Все-таки, мальчишки и девчонки, только что от школьной скамьи, не должны зарабатывать больше квалифицированного рабочего.
— Что же это такое получается, товарищи! — иезуитски поблескивая очечками, заговорил главный партийный идеолог Суслов. — Мы боремся с пережитками частнособственнической философии, а товарищ Андропов предлагает плодить юных капиталистов.
— Не капиталистов, а рабочих, знающих цену честному труду, Михаила Андреевич, — произнес Андропов.
— Что ж, по-вашему, Юрий Владимирович, благодарность советского народа, почетные грамоты, поощрения по комсомольской линии и так далее — это не цена честного труда?
— Многие учащиеся профтехучилищ пришли туда из неполных или неблагополучных семей, а многие из них вообще сироты. Им предстоит самим пробиваться в жизни. Так пусть с первого шага в своей пролетарской жизни знают, что советская власть, самая справедливая власть на свете, которая, кстати, еще не построила обещанного коммунизма, поощряет профессиональный рост не только дипломами, но и другими бумажками, имеющими хождение на территории СССР!
— А я поддерживаю предложение комсомольцев и взвешенную инициативу товарища Андропова, — сказал Романов. — И готов начать эксперимент у себя в Ленинграде. У нас много туристов, а наша сувенирная промышленность не может удовлетворить повышенный спрос на свою продукцию. Так пусть учащиеся помогут!
— И я поддерживаю, — кивнул Алиев, первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана. — Пусть ребята зарабатывают, а не по улицам болтаются. Снизим процент подростковой преступности.
— И — я! — подхватил Рашидов. — Не только у вас, товарищ Романов, иностранцы шастают. А — Самарканд? А — Бухара?.. Пусть стюденты, понимаэшь, сювениры, мангалы там, шашлык-машлык жарить, делают…
— Я тоже не вижу ничего плохого в этой идее, — проговорил Косыгин. — В общесоюзном масштабе это принесет государству сотни миллионов рублей. Не все же — на