К счастью, он был еще молод, и облысение ему не грозило.
К тем, кому надлежало ухаживать за волосами дашисюна, предъявлялся ряд требований: это должна была быть девушка, не слишком юная и не слишком зрелая, у нее не должно было быть недостатков во внешности и никакого неприятного запаха. Единственными ее обязанностями должны были быть расчесывание волос молодого господина и возжжение благовоний, а ее рукам надлежало оставаться мягкими и белыми, как нефрит, без этих ужасных, портящих настроение мозолей.
Юноши-даосы, такие как Сюэцин, изначально были слугами семьи Янь. После тщательного отбора их отправили в клан Фуяо в качестве помощников. Но рядом с молодым господином не было ни одного из них. Ходили слухи, что Янь Чжэнмин не очень-то любил общество юношей, считая их на редкость неуклюжими. Его двор был полон цветущих девушек, и казалось, что в нем круглый год жила весна.
Прежде чем зайти, Чэн Цянь тайком пригляделся к козлиной бородке учителя – и заметил, что мастер тоже расчесал ее гребнем.
По пути сюда Сюэцин сообщил Чэн Цяню, что Мучунь поселил его в павильоне Цинъань, потому что хотел, чтобы Чэн Цянь очистил свои мысли и успокоил разум. Услышав это, мальчик почувствовал себя неуютно: ему не слишком-то хотелось признавать, что у него беспокойный ум. Теперь же, глядя на табличку с надписью «Обитель нежности»[40], украшавшую двери в жилище дашисюна, он вздохнул с облегчением: так это не он страдал беспокойством ума – это сбрендил наставник.
Хань Юань, в силу своего невежества воспринимавший все как новую игру, спросил с абсолютно невинным видом:
– Учитель, что написано на табличке?
Мучунь вновь погладил усы и прочел надпись.
– Это значит, что дашисюн должен быть понежнее? – снова спросил Хань Юань, тупо уставившись на учителя.
Услышав это, Мучунь побледнел и предупредил:
– Не дай дашисюну это услышать!
Увидев, что почтенный глава клана вздрогнул, как бездомная собака, поджавшая хвост, Чэн Цянь и Хань Юань впервые подумали об одном и том же: «Возмутительно! Полное пренебрежение порядком старшинства!»
Подумав так, они посмотрели друг на друга. Вид у обоих был одинаково потрясенный. Им ничего не оставалось, кроме как поджать хвосты вместе с учителем и освоить самое важное умение клана Фуяо: не высовываться.
На самом деле дашисюн поразил Чэн Цяня с первого взгляда.
Янь Чжэнмин обладал редкой красотой и, несмотря на юный возраст, выглядел крайне впечатляюще. Одетый в белоснежный атласный халат, расшитый невидимыми узорами, переливающимися на свету, он расслабленно откинулся на спинку резного стула и подпер рукой подбородок. Его веки были слегка опущены, а волосы струились по плечам, словно разлитые по бумаге чернила.
Услышав шаги, Янь Чжэнмин безразлично приоткрыл глаза. Их длинные, устремленные кверху уголки напоминали нежные мазки разведенной водой туши и подчеркивали гордую женственную мягкость взгляда. Увидев своего учителя, он даже не удосужился встать и остался неподвижно сидеть на стуле.
– Учитель, ты ушел из дома и опять притащил с собой двух бездельников?
В отличие от своих сверстников, Янь Чжэнмин, казалось, не спешил взрослеть – в его чистом голосе еще не зазвучали нотки, свойственные взрослым юношам, а детская, заискивающая сладость в манере речи позволяла спутать его голос с девичьим.
Но, вопреки всему, столь неподходящий для юноши образ делал его увереннее и ничуть ему не мешал.
Глава клана улыбнулся и заговорил, потирая руки:
– Это твой третий шиди, Чэн Цянь. А это твой четвертый шиди, Хань Юань. Оба они маленькие и незрелые. Отныне, как их дашисюн, ты должен заботиться о них для меня.
Услышав имя Хань Юаня, Янь Чжэнмин изогнул бровь. Его лицо как будто нервно дернулось, он поднял полуприкрытые веки и, одарив четвертого шиди снисходительным взглядом, тут же отвел глаза, словно увидел что-то грязное.
– Хань Юань? – медленно переспросил Янь Чжэнмин. – Это имя тебе подходит, жизнь и впрямь обделила тебя привлекательностью.
Бледное лицо Хань Юаня позеленело от злости.
Но Янь Чжэнмин уже оставил его в стороне и повернулся к Чэн Цяню.
– Эй, мальчик, – позвал он, – подойди, погляжу на тебя.
Глава 5
Если он не достигнет величия, то непременно станет великим бедствием
Янь Чжэнмин вел себя слишком пренебрежительно – он подозвал Чэн Цяня к себе жестом, которым обычно подзывают собаку.
От слов и поведения молодого господина изумление Чэн Цяня сменилось ступором.
С самого рождения он никогда никому не нравился, отчего чувствовал себя неполноценным. Со временем это чувство укоренилось в его сознании и неистово разгорелось, переплавившись в болезненно завышенную самооценку. Порой одного взгляда хватало, чтобы выбить его из колеи, что уж говорить о таком оскорбительном жесте.
Чэн Цянь выглядел так, словно суровой зимой на него вылили ведро ледяной воды. Без всякого выражения на застывшем лице он двинулся вперед и, уклонившись от протянутой руки Янь Чжэнмина, поклонился ему со сложенными перед собой руками[41] и произнес:
– Дашисюн.
Янь Чжэнмин вытянул шею, чтобы получше рассмотреть его, и Чэн Цяня окутал легкий запах орхидей. Сколько раз окурили даосскими благовониями его лохмотья, чтобы отогнать прочь букашек, было известно одним лишь небесам.
Однако молодой господин Янь, похоже, плохо разбирался в эмоциях других людей: по крайней мере, гнева, который Чэн Цяня сдерживал из последних сил, он не заметил.
Янь Чжэнмин неторопливо оглядел Чэн Цяня, словно покупатель, выбирающий коня, и, судя по всему, счел его довольно приятным на вид. Небрежно кивнув, дашисюн выразил искреннюю надежду на своего шиди, не особо задумываясь о реакции.
– Неплохо. Надеюсь, время не испортит твое лицо, – прямо сказал он и, чтобы выказать обычно свойственное дашисюнам дружелюбие, неохотно скользнул рукой над самой макушкой Чэн Цяня, притворяясь, что погладил его по голове, после чего небрежно добавил: – Теперь, когда я насмотрелся на «обделенного» и «оскорбленного», учитель, вы можете увести их. Гм… сяо Юй-эр[42], дай ем… им несколько конфет из кедрового ореха.
Мучунь чжэньжэнь слегка изменился в лице. На миг его одолело странное чувство, будто двое приведенных им детей были не младшими братьями одного недостойного ученика, а его наложницами.
Да еще и не слишком симпатичными наложницами!
Кедровые конфеты выглядели необычно. Они лежали в маленьком изящном саше, и каждую покрывала блестящая прозрачная глазурь, от которой исходил приятный аромат. Дети бедняков вряд ли когда-нибудь получили бы шанс отведать столь изысканное лакомство, но Чэн Цянь не проявил к конфетам никакого интереса. Едва переступив