Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
Итак, поэт умер во сне и в этом состоянии видел сновидения. Что это – фантазия? Или Лермонтов описал одно из своих видений?
Этот маленький шедевр уникален не только своими поэтическими красотами. Единственный раз в мировой литературе описан не сон во сне (это делали многие), а целый лабиринт снов – чего не делал никто.
Увлекательно пройти по этому лабиринту и выбраться наружу, т. е. отличить, где кончается сон героя и начинается явь в этом стихотворении.
Опасность русского образования
«Терроризм исчезнет у нас тогда, когда исчезнет мысль действовать революционным путем. К несчастью, мысль о революционном пути воспитывается всеми слабыми сторонами русской образованности».
(Тихомиров Л. А. Критика демократии)
Это верно ведь и по отношению к власть имущим, никогда не брезгавшим социальным террором против народа ради очередных «революционных преобразований» – коммунистических или либеральных.
Беда в том, что образование давно уже оторвалось от культуры. Ведь только культурный человек понимает, что разрубание социальных «гордиевых узлов» демонстрирует лишь умственную ущербность и профессиональную некомпетентность администрации.
Философия, религия, искусство
Философия и религия равно касаются сердцевины мира, которая есть становление, вечное настоящее, самопорождающая вечность. Но если философия учит стойко переносить открывшееся зрелище равнодушного к нам великолепного чудовища, которым является мир, то религия утешает тех, кому это зрелище не под силу, кому не хватает духа слить своё сознание с потоком настоящего.
Что касается искусства, то ему дано лишь предчувствовать истину. Чересчур близкое и пристальное её созерцание губит, разрушает творчество, ибо оно есть в конечном счёте игра, ложь, мираж абсолютной свободы в мире зависимостей. Художник – весь во власти Майи, он отгадывает формы мира под её покровом, но никогда не видит его обнаженным.
Не сотвори из себя кумира
Искать любви и популярности свойственно каждому артисту, художнику, творцу.
Единственное, чего не он не должен желать – это поклонения себе.
Это относится и к Богу. Наверное, Он будет доволен, если мы оценим и полюбим его творение и проникнемся к Нему благодарностью. Но не думаю, что Он требует поклонения и испытывает восторг от созерцания толпы своих «фанатов». Стыдно же.
Любите творцов и не позорьте их поклонением.
О книгоубийстве
Читая и слушая причитания о том, что электронная книга убьёт бумажную, следует помнить, что однажды бумажная (печатная) книга уже убила рукописную.
«Между тем присяжный библиотекарь Университета Андри Мюнье прошептал на ухо придворному меховщику Жилю Лекорню:
– Уверяю вас, сударь, что это светопреставление. Никогда еще среди школяров не наблюдалось такой распущенности, и все это наделали проклятые изобретения: пушки, кулеврины, бомбарды, а главное книгопечатание, эта новая германская чума. Нет уж более рукописных сочинений и книг. Печать убивает книжную торговлю. Наступают последние времена».
(В. Гюго. Собор Парижской Богоматери)
Православие и культура
Две пушкинские цитаты по теме.
Письмо к Чаадаеву (от 19 октября 1836 г.):
«Наше духовенство до Феофана (Прокоповича) было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу».
И еще:
«В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей Историею, следственно – и просвещением»
(«О русской истории XVIII века»).
Мне дело видится так. Православие у нас исторически срослось не столько с культурой, сколько с государством. Ни одна государственная идея не осталась без внимания и освящения с его стороны. Это, скорее, заслуга, нежели недостаток. Но собственно культурную жатву Церковь собирала крайне неохотно (ее благотворное воздействие на русскую культуру закончилось к XVI—XVII векам, вместе с прекращением официального летописания и вырождением церковного искусства). Поэтому стоит ли удивляться тому, что религиозный жар русской интеллигенции редко поднимался выше отметки «прохладная почтительность»? Что до «хорошего общества», то образованный священник в наши дни такая же редкость, как и во времена Пушкина. В массе своей наше духовенство не начитано даже в своем предмете (Священное Писание, церковная история) и абсолютно не смыслит в иконописи. Поддерживать разговор «на уровне» с образованной частью общества ему крайне нелегко.
Хотя те (к сожалению, немногочисленные) публикации с духовным авторством на темы русской культуры и истории, которые можно считать научными, читаются с истинным наслаждением.
Авторитет Русской церкви среди образованного общества можно поднять только при помощи иезуитских методов: создав церковные образовательные учреждения, в которые будет престижно отдавать детёнышей элиты.
Но готова ли Церковь поднимать уровень образования своего священства и общества в целом? Очевидно, нет. Всё, что она привнесла в общество за последние годы, ограничивается «поясами Богородицы», «благодатными огнями» и прочей мишурой, которая отнюдь не украшает мировоззрение взрослого человека. Ни одного действительно ценного знания общество от Церкви не почерпнуло.
Православная идея не ведёт к возрождению
Идея неправильная или в чём дело?
Последнее время часто читаю в сети: православная идея – путь к успеху и возрождению!
Начинаю вспоминать истории успеха. Полумесяц над Св. Софией, Румыния, Греция, Сербия, Грузия, русское разорище…
Ничего не забыл? Нет такого чувства, что к настоящему времени православная цивилизация как-то не задалась? Хотя и блеснула во мраке скифской полунощи…
Это надо осмыслить. Без злорадства и кривляний.
Следует также помнить, что четыре первых века н. э. – это время, когда церковь обрела четкую административную структуру, выработала основные догматы, одолела наиболее сильные ереси, стала государственной религией, приобрела массовость и наиболее горячих сторонников