– Но и ограниченность ввели не просто так. А как сдерживающий фактор для тех, кто не способен полюбовно угомониться.
42
…и вот она закрывает дверь. Сверху слышны их смех и странное копошение. Но там должен быть он. Это его дом! Его ускользнувшая Варя и Мира, которая открыто смеётся над ним и приводит сюда другого мужчину… Он, а не кто-то ещё должен заботиться об обеих, пусть даже между ними образовались какие-то пласты, ему уже неподвластные! Шлюха!
«За кого она меня принимает? – бешено проносилось у Арсения в голове, пока он поскрипывал лакированными половицами. – За слабака?!» Агрессивные выпады отца, рождающие сомнения в собственной маскулинности, разом воскресли в памяти. Матери быстро наскучила эта напыщенная бравада, и отец оказался брошен, опозоренный и захлёбывающийся собственным ядом.
Его охватила неописуемая зависть к Тиму, так легко победившему Миру, которая, конечно, только и ждала, чтобы её схватили за запястья. Арсению нужна была женщина, которой хватило бы мужества не жалеть его потаённой ненависти к себе за влечение к мужчинам. И этой женщиной стала именно Мира – Варя жалела.
Потребность быть выслушанным, ободрённым и пошаливающая склонность быть наблюдаемым заставили его открыть запретную дверь в их недозволенный роман. Но он не смог смотреть на редкостную гармонию в танце плотского незваных гостей.
Так он и простоял за чуть раззявленной дверью и слышал всё до последнего стона. Эта мерзавка сначала украла у него Варю вместе с нерождёнными детьми, зачать которых ему так и не удалось, а теперь уплыла сама. Нечестно, что одним достаётся социализация и удача, они легко выходят из невзгод и дрязг… А другие вынуждены сидеть на чердаке и исподлобья смотреть наружу. Пусть сдохнет! Она никогда не прислушивалась к нему.
Войдя в комнату через час, когда они стихли и, вероятно, задремали, Арсений долго стоял над обоими. Стоял и выбирал, кого зарезать. Ему же ничего за это не будет, это ведь всё чёртова игра, репетиция существования… не может быть, чтобы за пределами распласталось ничто! Так просто не бывает. Это какая-то кривая демо-версия… Ничего недостаточно… тесно. В человеконенавистничестве христианства, в ограниченности ислама и даже в неявной жизнерадостности буддизма недостаточно ответов, как бы ни извращались их представители, пытаясь осовремениться. И наука не спешит заполнить пробелы там, где потерпели крах тысячелетние учения.
Хотелось реванша, но не мог отомстить тому, кому было нужно, – так почему не отомстить более доступному, слабому, любимому ей? Пусть поймёт, каково ему одному коротать вечера!
Его оскорбил вид обнажённого, в неге распластанного по постели Тима, от которого едва не приподнимался пар увлажнённого гелем для душа покрова. Арсений никогда не был так хорош. Чужак и Варю бы опутал, не сбеги она. Наверное, такой и был её первый муж, и она до сих пор грезила о нём… Как может быть иначе? Пусть Мира останется с ним навсегда, как и хотела. Здесь, в этих тающих листьях, в их просвечивающейся желтизне.
43
Валяясь на той въевшейся в постижение постели под крышей, одурманенная оргазмом, Мира с язвительностью припомнила, как познакомилась с Варей. Что-то ширилось и невыносимо тепло сжималось внутри.
Знал бы Арсений, которому Варя так и не рассказала, как долго она мечтала заставить его слиться с другой женщиной на своих глазах! Чтобы чувствовать контроль, одетой смотря на них из кресла и отдавая распоряжения. Но он и с самой Варей-то сладить не мог, не то что со второй женщиной, отчего и покупал чужие тела, нарушая кармический закон.
В тот день, первый день побега от родителей в аэропорт, они долго сидели в баре, дурачась и ведя себя развязно. Там оказалась Варя, которая, должно быть, когда-то нравилась Тиму и была знакома с ним по линиям смежных областей деятельности, но симпатия их так и повисла без развития. Заинтригованные приятным совпадением, вечер они продолжили втроём.
– В таких отношениях же часто кто-то кому-то отказал, – заметила Мира, очарованная всплеском социальной жизни, когда Варя отлучилась в уборную.
Тим замялся.
– Она тебе? – спросила Мира не без укола, вмещающего шаткость собственной неполноценности и нежелание даже думать, что он может симпатизировать кому-то ещё.
После пары пинт пива и нескольких часов в кальянных испарениях Мира не против была присоединения к ним хорошенькой новой знакомой. Она не знала, как отнесутся к этому остальные, предпочтя лёгкие манипуляции и чтение по лицам. Варя бы скручивала ей руки и щекотала волосами по подбородку, пока Тим снимал бы футболку. Без страха реализации это было захватывающе.
Тим, должно быть, хоть и пытался казаться застёгнутым на все пуговицы, был на её стороне. Они оказались в номере, Мира демонстративно стала целовать Тима вдумчиво и виртуозно. Варя не порывалась уйти, но и присоединяться не спешила. Оргия завершилась тем, что прекрасная незнакомка смотрела на них сквозь пряди, падающие на глаза. Но смотрела, стоит признать, взволнованно, не отрываясь. Сидя на полу, пока они танцевали древний экстаз с запястьями в деревянных символах.
Знал бы Арсений… Кретин! Она и познакомила их только затем, чтобы не потерять Варю. Мира видела, что та не готова переступить определённую грань социальных устоев, да и про себя могла сказать то же. А инцидент с рекой заставил её думать, что Арсений – подходящая для обеих кандидатура… Заботливый, чтоб его! Арсений, с которым роман было заводить болезненно и страшно, такой он тогда был… выше секса, нечто среднее между дядюшкой и молчаливым другом, изначально обрубившим всяческие поползновения в сторону фривольности. Выше нагадившего Тима. Мира мечтала иметь всех их у себя под боком, спаянных, выточенных под неё, ей благодарных, повязанных чем-то волнующим и приятным. А они разбегались, как тараканы.
Вместо себя Мира загорелась подсунуть ему другую, Варю, так как физическая сторона отношений вдруг легла непреодолимым бременем, которое не было сил тащить именно тогда. Сама Мира же осталась бы для возвышенности неспешного попивания разбивающегося кислыми ягодами вина. Интенсивность чужих романов привлекала с первой прочитанной страницы… А вышло, что и Варя, и Арсений размышляли идентично ей в трусливом увёртывании от непосредственных обязательств.
44
Сквозь туман и молчание пережитого всплывал последний с Варей разговор, завершивший формирование мозаики её образа и дополнивший