Со скрипом и скрежетом стол доволокли до окна. Вернувшаяся Корина помогла Берте расставить тяжеленную старую ширму и слила монашке на руки из белого кувшина, вежливо подав полотенце.
Откуда-то из рукава монашка достала сверток. Развернула его и накинула на обеденный стол не слишком чистое полотно.
- Ложитесь, госпожа, – обратилась она ко мне, не глядя в глаза.
Понимая, что на эту тряпку я не лягу никогда в жизни, я потуже запахнула шаль на плечах. Вышла из-за ширмы и обратилась к опекуну:
- Дядюшка, а позволено ли мне будет узнать, сколько вы заплатили святым сестрам за помощь?
- Эльза! Это что ты такое себе позволяешь?! Да твоё ли дело…
- А сколько бы вы ни заплатили, дядюшка, а мне смотреть больно, как за ваши же деньги вас обманывают, – скромно потупившись, ответила я.
Мужчины замерли и поглядывали на меня с интересом: кажется, намечался скандал! Мать-настоятельница оглядела меня сверху до низу, нервно выгнув одну бровь, и тихим голосом заговорила:
- Милое дитя, если ты не уберегла себя и теперь попытаешься свалить свою вина на нас…
- Пожалуйста, не говорите так, матушка. Я готова пройти проверку в любое время, – перебила я ее. – А только за те деньги, что заплатил вам дядюшка, вы для баронетты в вашем монастыре даже чистой простыни не нашли? Я что, девка гулящая, чтобы на грязной тряпке разлечься?! Бог знает, кто на этой простыне до меня лежал. Спаси Бог, – демонстративно перекрестилась я. – А только уж для баронетты могли бы найти чистую простыню.
В общем-то, всем было абсолютно наплевать, на какой именно тряпке происходит осмотр. Но дядюшка почувствовал себя обманутым и начал выговаривать настоятельнице свое недовольство, упирая на то, что плату он внёс и не маленькую, а племянницу его обделить норовят.
- Я, преподобная мать, за свои денежки хочу получить всё, что положено! Уж для родовитой-то девицы могли бы и постараться! Она ведь сирота, а вы этак с ней поступаете…
Поскольку серьёзный скандал не был моей целью, а я всего лишь хотела получить чистое бельё, то сама же и успокоила старого брюзгу:
- С вашего позволения, дядюшка, я Берту отправлю за простынёй. Негоже гостям нашим ждать. А то мы так и до обеда провозимся.
При слове обед гости запереглядывались: кажется, они не имели ничего против остаться здесь и на обед. Однако в планы дядюшки явно не входило снова кормить целую компанию, и он, недовольно пыхтя, замолк. Настоятельница явно собиралась сказать что-то в ответ, но я её заткнула простой фразой:
- Господь, дядюшка, нам смирение заповедовал, – постно, в тон речам матери-настоятельницы проговорила я. – А чистое белье у нас в доме найдется, что уж теперь…
Несколько минут царило напряжённое молчание. Потом Берта вернулась с чистой тканью, застелила стол, ширму вновь раздвинули. И мне пришлось-таки пережить несколько неприятных минут, когда монашка осматривала меня. Благо, что делала она это достаточно аккуратно, но все равно ощущения были весьма мерзкие.
Пока я одевалась за ширмой, святая сестра вышла к гостям и объявила:
- Юная госпожа чиста и невинна, болезней по женской части не имеет и если Господь даст, рожать сможет.
Мне очень понравилась эта оговорочка: если Господь даст. Святые сёстры явно снимали с себя ответственность за любые проблемы с деторождением. Больше всего меня поразили слова господина фон Гольца. Задыхаясь то ли от кашля, то ли от смеха, старик заявил:
- Наше дело – поженить молодых. А уж там, будут ли у них дети, только Господь и рассудит.
– Так и есть, дорогой друг, так и есть! – “подпел” гостю мой “любимый” дядюшка. – Не изволите ли еще бокал вина?
– По жаре вовсе вино не полезно, – сварливо отказался фон Гольц. – А вот от кусочка курицы я бы, пожалуй, не отказался. Удачного каплуна ваша кухарка нашла. И мясо нежное, и пряностей в меру.
– Угощайтесь, господа, – совсем не радостно предложил дядя. – Да и вы, мать-настоятельница, отпробуйте птицу, – похоже, старый жадина понадеялся, что выпив вина гости уйдут и ошибся.
Я вышла из-за ширмы в сопровождении Берты. Гости увлеченно доедали курицу и уходить пока не собирались. Дядюшка скромно молчал, не предлагая им остаться на обед. Сестра, что осматривала меня, стояла у дверей – ей, явно, угощения не досталось вообще.
Я тихо проскользнула в дверь, оставляя комнату и гостей. Задавать вопросы не осмелилась: вряд ли бы мне кто ответил. Но вот мысль о том, что с будущим мужем что-то не так, у меня появилась. Иначе, на что тогда намекал господин фон Гольц?
Глава 9
Дядюшка уехал, пообещав вскоре вернуться, и в доме воцарилось спокойствие. Большую часть дня мы с Бертой занимались шитьем моего свадебного платья, но у нас хватало времени и на то, чтобы немного прогуляться по столичному предместью с утра и посидеть на крылечке вечером.
Этот район, где я очнулась, обладал определенным деревенским шармом. Здесь не было каких-то крупных мастерских и лавок, административных зданий или чего-то подобного.
Даже церковь, которую посещали прихожане этого района, казалась достаточно скромной и совсем не столичной. Не огромный величественный храм, а милая провинциальная церквушка, куда по выходным приходила помолиться местная элита: небогатые дворяне, частенько даже нетитулованные. Многие из них были безземельными, и в скромных соседних домиках жили семьи, старшие мужчины в которых добывали себе пропитание службой в гвардии его величества или службой при особе одного из Великих герцогов.
Всего Великих герцогов в государстве существовало семь семейств, но большей частью они правили на своих землях и в столице собирались только по особым случаям. Поэтому некоторые семьи видели своих мужчин раз в полгода-год. Обустроившись на новом месте, отец семейства, как правило, возвращался сюда и увозил родню к месту службы.
Поэтому какой-то особой дружбы между соседями не было. Слишком уж часто по местным меркам менялись жильцы в арендных домах. Какие-то семьи уезжали, некоторое