Разбудил меня Этаби, проснувшийся раньше:
— Ты говорил во сне, Арт, — хуррит выглядел лучше. Прежде чем позавтракать остатками пищи, решил осмотреть его раны. К моему огромному удивлению, самая ужасная рана на груди начала затягиваться. Отёк тканей возле раны ещё был, но края раны были розовые, словно клетки начали интенсивно делиться. Остальные раны тоже выглядели хорошо, надо будет попросить лекаря ещё раз — его разжёванный козий жир творил чудеса.
— Не подставляйся под удар, смотри под ноги, не запнись, чаще всего воина подводят ноги, — Этаби вошёл в раж, словно тренер, отчитывая своего подопечного. В исторических фильмах поединки показывают, как действие, длящееся минутами и больше. Люди там фехтуют мечами, наносят удары, уклоняются. Даже получив серьёзную рану, главный герой находит в себе возможность переломить ход битвы, когда уже, казалось бы, обречён. В реальной жизни такое позёрство будет стоить жизни. Как происходили поединки, что мне удалось увидеть в этом мире? Бойцы кружили друг против друга и, улучив момент, кидались вперёд, чтобы нанести один-единственный удар. И чаще всего побеждал не самый сильный, а самый быстрый. И в этом случае, совет Этаби смотреть под ноги, не лишён смысла. Стоит тебе запнуться, бросаясь в атаку и ты обречён: противник обязательно воспользуется этой секундной задержкой, замешательством.
— Этаби, не переживай, не в первый раз замужем, — прикол про «замужем» хуррит не понял. Пришлось объяснить, чтобы у моего друга не возникло подозрений насчёт моей ориентации. Ожидание смерти хуже самой смерти, я уже начинал нервничать, потому что наверху было тихо. Саленко вроде сказал, что поединок с утра, но за мной пришли ближе к обеду.
Процедура выхода из ямы повторилась: едва моя голова показалась наверху, сразу попал в петлю. В этот раз конвой был малочисленней: всего трое стражников вместе с тем, что держал меня в петле. И вновь мы шли в сторону храма Тешуб-Терку. Народу на улицах было куда больше — моё появление встретили свистом, ругательствами. Мальчишки швыряли комья грязи, один камень задел меня по подбородку, вызвав каскад отборного русского мата.
Стражники прекратили это издевательство — пара грозных окриков и обстрел прекратился. Мы обошли храм и вышли на его фронтальную сторону, на площадь Четырёх Святых. Стало понятно, с чем была связана задержка боя: хетты готовили арену. На площадке перед храмом стояли четыре колесницы-аркавы, образуя квадрат с натянутой между ними верёвкой. Булыжники были посыпаны песком, скорее для чистоты, нежели для удобства поединка. На возвышенной площадке перед входом в храм сидели жрецы. Я не сразу понял, что они сидят на спинах людей, стоявших на четвереньках. Около десяти стражников стояли за их спинами, зорко следя за собравшимися. У одной из колесниц находилась группа людей, среди которых выделялся молодой человек в шлеме, с щитом на плече и обнажённым мечом в правой руке.
Толпа зевак, приблизительно в семь-восемь десятков, расположилась чуть поодаль. Трое стражников стояли рядом с зеваками, не подпуская их ближе к полю боя. Поискав глазами Аду и не найдя её, нахмурился. Жаль, что ей не придётся увидеть, как я расправляюсь с противником. Саленко я тоже не увидел, что меня удивило — неужели в услугах переводчика нет необходимости.
Из храма вышел довольно молодой жрец в белой одежде. Подойдя к троице, он пошептался минуту и направился к колесницам. Из его речи я уловил всего несколько фраз типа «закон крови Тешуба», «убийца и вор» — видимо речь шла о моей персоне. Закончив говорить, молодой жрец присоединился к остальным служителям культа Тешуба, но остался стоять. Видимо, ему по рангу не полагался живой стул.
С меня сняли петлю и втолкнули в пространство между колесницами: один из стражников вытащил свой меч и бросил его на песок передо мной. Мой соперник, облачённый в шлем, переложил щит в левую руку и поднял меч. По кивку седовласого жреца один из стражников ударил своим мечом о медную чащу, объявляя о начале боя.
Глава 8
Мой противник не стал тянуть кота за хвост: едва прозвучал удар самодельного гонга, хетт ринулся на меня, выставив меч вперёд. В его глазах я представлял жалкое зрелище — с огромным кровоподтёком, почти закрывавшим весь левый глаз, в окровавленной тунике, с мечом и без щита. Мягкими кошачьими шагами продемонстрировал подобие сихо-нагэ, сделав полный оборот вокруг себя, и оказался у противника за спиной. На мгновение соперник потерял ориентацию, этого хватило, чтобы я силой нанёс ему удар мечом плашмя, метя в затылочную часть головы. Этот участок головы не был прикрыт остроконечным шлемом: хетт рухнул как подкошенный, вызвав крики удивления у зевак. Отбросив в сторону меч, продемонстрировал, что не собираюсь бежать. Необходимо вызвать доверие у хеттов, чтобы мне каждый раз не накидывали петлю на шею.
Но жрецы не посчитали, что бой закончен: один из стражников привёл в чувство моего противника. Усевшись на песок, тот выпученными глазами силился понять, что же произошло.
— Бой до смерти! — я скорее догадался, чем понял слова стражника, протянувшего мне меч. Попытка снискать расположение у строгих жрецов провалилась. Я наивно полагал, что мой благородный поступок, сохранивший жизнь хетту, зачтётся как плюс. Но у этого народа понятия благородства несколько разнились с моими представлениями. Хетт тем временем поднялся на ноги, его немного вело, как после хорошего нокаута. Подняв свой выпавший меч, парень сделал несколько рубящих движений. Щит он забросил на плечо, приняв двуручную стойку.
Снова прозвучал сигнал к бою: мелодичный звон медной чаши прекратил разговоры зевак. Теперь хетт был куда осторожнее — вперёд продвигался маленькими шажками, держа меч двумя руками. Сократив дистанцию, хетт нанёс два рубящих крест-накрест удара, от которых я ушёл не парируя. Дважды повторив ту же тактику, мой визави не выдержал, снова бросившись в атаку. Припав на левую ногу, пропустил лезвие вражеского меча над головой, одновременно выкидывая правую руку с оружием. Со звучным чавканьем лезвие вошло в живот хетта, мгновенно окрасив кровью его серо-белую тунику.
Выронив меч, хетт пал на колени: я успел выдернуть меч, прежде чем противник ткнулся лицом в песок. Со стороны зевак поднялся гул и свист, в меня полетели заранее заготовленные камни и комья. Седовласый поднялся, поднимая руку — тишина установилась моментально. Из его фраз я понял, что «сын шакала», несомненно, это он говорил обо мне, а не о моём противнике,