— Пётр? Это я Софи, помнишь меня?
Обросший седой бородой и весь в лохмотьях, как какой-то леший, некромант шагнул вперёд и посмотрел на неё будто на призрак из прошлого. Щеку мужчины пересекал большой белый шрам, намекая на столь страшную рану, что даже тёмному магу не удалось убрать её последствия. Волосы на ней совсем не росли.
— Что за чертовщина? — его глаза округлились, а рука без двух пальцев потянулась вперёд, чтобы помочь ей встать. — Как вы меня нашли?
— Ваня, — напомнила и одновременно ответила она, Аничков ослабил хватку на клирика, раздался судорожный вздох.
— Можем поговорить? — спросила Софи.
Аничков медленно обвёл обоих взглядом и отвернулся.
— Нет, убирайтесь отсюда, — он сжал и разжал ладонь, призванный волк превратился в пепел и тоненькой струйкой втёк в руку хозяина, оставив после себя желтый клык.
Спрятав его в кармане стёртой куртки, некромант отвернулся, чтобы уйти.
— Тебе неинтересно узнать, зачем мы пришли?
— Девочка, я не пойду обратно служить Барятинскому, я всё — отработанный материал, так ему и передай.
— Артёма больше нет.
— Что? — это известие удивило одичавшего мага и он обернулся. — Впрочем, вам же повезло, что он сам себя убил.
— Откуда ты знаешь? — в этот раз удивилась уже Софи.
— По-другому быть не могло, он же Отчуждённый… Пожалел вас. Хороший был маг, но это ничего не меняет, — строго закончил Аничков.
— Может, тогда это заставит тебя выслушать нас? — подал голос Ломоносов и достал из рюкзака светящийся белым камень, взгляд Петра буквально вцепился в него.
— Идите за мной, — бросил он через плечо и Ваня с Софи облегчённо кивнули друг другу.
Путь к «берлоге» бывшего некроманта Барятинских пролегал через уйму автономных ловушек от случайных наглых людишек. Девушка даже успела разглядеть пару обглоданных черепов в кустах. Хозяин здешних мест был не очень-то гостеприимен.
— Сюда, — прокряхтел он и откинул наземную дверь своей землянки.
Удивительно, но сырости внутри почти не чувствовалось, вероятно это из-за развешанных тут и там пучков магических растений, что её впитывали и светились тусклым светом. Это позволяло обходится без ламп, свечей и прочих радостей цивилизации.
Пока Ломоносов коротко рассказывал Аничкову о произошедшем, Софи прошлась вдоль полок, заваленных всякими резными зверушками. Пётр оказался довольно рукастым, ну или это от бесконечного безделья его вдруг потянуло на творчество. Деревянная медведица с медвежатами, миниатюрные домики один в один как настоящие, поднявшийся на дыбы конь с застывшей в воздухе гривой и многое другое.
Но красота не была главной их особенностью, каждая выполняла ряд задуманных хозяином действий, как только их касалась человеческая рука. Например, медвежата кувыркались вокруг своей матери, из окон дома выглядывала фигура толстой хозяйки, а конь то успокаивался, то вновь вставал на дыбы.
Поражённая мастерством отшельника, Софи неожиданно наткнулась на выделявшуюся из общей плеяды фигурку. Она единственная была из соломы и совсем в другой стилистике. Слепленный кое-как щенок с украшением в виде засушенной головки клевера.
— Эй там, не трогай её, что ты делаешь⁈
— Ой, прости, — Софи и сама не поняла, когда успела прикоснуться к поделке и та рассыпалась в пыль.
— Тебя не учили, что трогать чужое нехорошо⁈ — бешено пуча глаза, рявкнул Аничков.
— Успокойся, это всего лишь дурацкая кукла, — фыркнула Софи, не собираясь терпеть такого отношения.
Медленно выдохнув, Пётр снова повернулся к Ломоносову.
— Ты говоришь, что только некромант может возродить целительство и поэтому вы сюда припёрлись? У меня тогда вопрос: на кой-ляд я вам? Что не нашлось кого получше? Вон тот же Кишка.
— Кишка не подходит, — отрицательно покачал головой Ваня.
— Почему?
— Потому что Артём сказал, что магию исцеления вернёт лишь тот, кто потерял всё: у кого нет никаких желаний и корысти, кто навсегда утратил смысл в жизни и она ему неинтересна, — ответила вместо клирика Софи и оба наблюдали как недовольно морщится лоб «избранного».
— Я ненавижу людей, девочка, я и вас-то с трудом терплю, руки чешутся придушить. Он что-то перепутал.
— В любом случае он всё описал здесь, у нас есть инструкция, — Ваня похлопал по рукописной книге в кожаном переплёте.
— Охрененно, ну что ж почитайте её снаружи, а теперь валите отсюда, — костлявый палец указал на ступеньки наверх.
После короткой паузы Софи надвинулась на него как ураган.
— Слушай, думаешь я тут рада распинаться ни за что ни про что? Скулишь как побитый пёс: я ненавижу людей, ко-ко-ко, оставьте меня в покое, я весь такой несчастненький, никому меня не понять. Может, будешь уже мужиком и возьмёшь свои яйчишки в кулак? — она ткнула его пальцем в грудь. — Меня не было здесь всего пятнадцать лет, а ты успел опуститься хуже какого-то бродяги. Твоя жена…
— Не трогай мою жену, — предупреждающе прервал её Аничков.
— Твоя жена не заслужила узнать во что ты превратился, — продолжила Софи, — Во имя её памяти и памяти своих детей хотя бы попытайся.
Желваки заиграли на скулах некроманта, видно было, что он еле сдерживался прогнать их взашей, но Пётр утихомирил этот порыв.
— Показывай, что он там написал, — чеканя каждое слово, велел он Ване и тот открыл записи на нужной странице.
Барятинская вышла наружу подышать воздухом, этот разговор отнял у неё много сил. Она не имела права на ошибку, ведь запуск магии исцеления лишь одна из первых ступенек, которые ей придётся преодолеть, чтобы вернуть любимого в этот мир. Артём оставил ей и другой томик сложнейших магических изысканий. Пока что она не в состоянии понять о чём там идёт речь, но он верил в неё.
«Только ты сможешь это сделать, ни один человек за день не смог бы запустить заклинание Клирикроса, а ты смогла. Ты справишься».
Кажется, муж верил в неё больше чем она сама. Она обхватила ладонью трясущуюся руку и попыталась успокоится. В той книге было что-то о вратах. Переделанная концепция телепортов Клирикроса, только конкретно эти могли использоваться «обычными» людьми и должны открываться в другие миры.
«В каком из них сейчас ты?»
Этого никто не знает, но чем раньше она откроет врата, тем быстрее увидит любимого. Она его не подведёт.
Спустя пару часов вся троица вышла наружу и растормошённый Аничков взял в руки белоснежный камень.
— Начинаем, — кивнул ему Ломоносов и