— Много с собой прихватил? — деловито осведомился Гришаня.
— Что? — опешил мельник. — Да ничего он с собой не взял, кроме своих вещей. Да и вещей тех было — всего ничего. Куртка, смена белья и штаны с рубахой. Он не взял даже ту одежду, что я ему выдал для работы. Потому у меня к нему претензий нет.
— А почему пацанчикам его не сказали об этом? — не унимался «Арбатский».
— Чтобы они в приюте всем растрезвонили, что я лютую? Чтобы ко мне потом никто не пришел наниматься? — мрачно спросил Герасим Игнатьевич.
— Ясно, значица. Свалил мой братишка. Вы говорите, вещи тута остались, в которых он работал?
— Что? — насторожился мужчина.
— Мне бы хоть одну тряпку из тех, шо он носил. Это поможет его найти.
— Нет ничего, — резко ответил мужчина. — Я все отдал нищим. Здесь храм есть неподалеку. Туда и снес, когда ходил на службу. В пятницу как раз.
— Понятно, — вздохнул Гриша и встал на ноги. — Спасибо вам за чай и угощение. Но нам с адвокатом пора и честь знать.
— Да… — неопределенно протянул я, поднимаясь из-за стола.
Мельник махнул рукой, отпуская нас.
— Всего вам, господа, чего заслужили. Провожать не стану. А собак не забудьте отпустить. Не хочу жрецов звать, чтобы помогли животинкам прийти в себя.
Мы пошли прочь. И оба молчали, пока не оказались за воротами. Лишь там Гришаня расслабился и сделал рукой пасс, негромко сказав:
— Хватит.
Собаки за оградой сорвались с места и бросились в сторону беседки. Там стоял мельник и смотрел нам вслед.
— Миша никуда не уходил, — едва слышно сказал мой помощник. — Он еще в доме, не сойти мне с этого места!
Глава 10. Тайна Гришани
— Жаль, что адвокат не может получить разрешение на обыск, — протянул я и хмуро посмотрел на мельницу, прикидывая, каким образом, не нарушая закон, можно будет попасть внутрь.
— Парень там, — задумчиво продолжил Гришаня, — Зуб даю, вашество, что сидит за окном и наблюдает сейчас за нами.
— И ведь миньона туда не пошлешь, — я покачал головой.
— Почему? — не понял мой напарник.
— Если у мельницы обитает ловидух, он легко утянет призрака в межмирье, — пояснил я.
— А разве призраки не привязаны к вам клятвой? — беспечно уточнил парень.
Я тотчас мысленно сделал пометку быть поосторожнее в размышлениях рядом с этим человеком. Уж слишком он прозорлив в своих наблюдениях.
— Клятвы, которые смертные приносят некроманту — это сильная привязка, — протянул я. — Но сдается мне, что ловидух может и не заметить такой мелочи и утянуть моего миньона на ту сторону. Нет, потом, наверное, призрака можно будет вернуть, но проверять мне не хочется. Они мне как… родные, что ли? Привык я к ним.
Гришаня одобрительно кивнул, и я продолжил:
— Все же странное это место. Надо выяснить, не было ли тут кладбища.
— А может все проще, — предположил парень, раскрывая передо мной дверь в салон автомобиля. — Вдруг на старом ручье был алтарь?
— Что? — я нахмурился.
— В тех местах, откуда я родом, реки считались священными, — пояснил парень. — Каждый знал, что в проточной воде не водится нечисть. Что только в стоячей воде может завестись какая-то гадость.
— Например, в болоте, — пробормотал я.
Парень обошел машину и уселся на водительское сиденье.
— Девицы в особые дни гадали на суженного, пуская по течению венки. А сведущие люди завсегда отдавали реке часть урожая. Ничего особенного нет в том, чтобы бросить горсть зерна в воду. Но зато после этого можно не сомневаться, что на следующий год будет хороший урожай.
— Знаю, что в провинции есть свои верования и алтари, — согласился я. — Когда я проводил лето в нашей деревне, то ходил с мальчишками в такое место. Мы носили туда булочки и крынки с молоком. А девчонки вязали ленты на одно из деревьев.
— А под этим деревцем пробегал ручей? — хитро осведомился собеседник.
— Может и был, — я пожал плечами. — Только я не обратил на это внимания. Да и давно это было.
— В бегущей воде таится великая сила, Павел Филиппович, — наставительно произнес Гриша, подняв к потолку указательный палец. — Так заведено. Не зря столица нашей Империи стоит на реках и каналах. И если подумать, то мельница вполне может быть местом силы, потому как мельник отдает часть зерна воде, или же творит какие-то особые ритуалы.
— В нем не ощущается ересь, — возразил я. — Он показался мне светлым человеком. Даже несмотря на его тяжелый характер и недовольство твоим поведением.
— Тут уж я постарался, — довольно хмыкнул Гриша. — Зато многое стало понятно.
— Что же? — живо поинтересовался я.
— Что Василинка хоть и не замужем, но не ищет себе жениха.
— Ну, не удивительно, если вспомнить, какое ты впечатление произвел.
— Дело не в этом, — усмехнулся парень, выезжая на основную дорогу. — Она с самого начала не проявила интерес. Что свободным девицам несвойственно. Уж мне ли не знать, что каждая одинокая девушка обязательно оценивает любого мужчину на предмет создания с ним пары. Любая сразу же осмотрит вашу обувь, насколько она ухожена…
— Это еще зачем? — недоуменно уточнил я.
— Потому как по обуви сразу ясно, кто перед тобой — порядочный человек или раздолбай. Первое, что девка заприметит — дорогие ли на вас ботинки, или дешевые. Это скажет о вашем заработке и статусе. Потом по носам можно понять, как часто вы пинаете что ни попадя по дороге. Никакой приличный человек не станет портить кожу, пиная камень, к примеру. Ежели мужчина не бережет обувь, то он может быть расточительным или ненадежным.
— В этом есть смысл, — согласился я.
— Потом девица смотрит на стрелки брюк, на чистоту рубашки, на то, как пришиты пуговицы. Оценивает руки мужчины, как он побрит, хорошо ли подстрижен…
— Прям уж так одинокая девушка и осматривает любого мужчину? — спросил я с сомнением.
Гришаня фыркнул и горячо продолжил:
— Поверьте, они это осуществляют мгновенно! Буквально прожигают мужчину одним беглым взглядом и тут же делают вывод, годен ли он для отношений или нет. Я еще рта не успел открыть, а девица для себя решила, станет ли она давать мне шанс или нет. И чтобы я потом не сказал, она уже сделала выводы. Конечно, первое впечатление можно изменить, ежели проявить мастерство или смекалку.
— Не сомневаюсь, что в этом ты разбираешься, — предположил я.
— Что есть, то есть, — тяжело вздохнул парень. А потом продолжил: — Так вот, мастер Чехов, как только мы подошли, Василинка ни на одного