– Правильно не жить прошлым. Ты считаешь, что виноват ты один? Знаешь, очень трудно винить того, кого больше нет. Ты идеализируешь свою Дину. Я банальность скажук, наверное, но в семейных несчастьях виноваты оба всегда. Твоя Дина была слабой и эгоистичной. Она любила не тебя и не сына, хотя я не понимаю, как такое возможно. Она оплакивала себя, и убивала твою к ней любовь. И это не месть была, а обида нереализовавшей свои мечты девочки.
– Она сбежала от меня туда, где я не могу у нее вымолить прощение.
– Оно тебе не нужно, Егор. И спасти ты ее не мог, и ты это понимал тогда, когда не стал оперировать, и понимаешь сейчас. Нельзя спасти того, кто этого не желает. Она ведь не поскользнулась? И не ты ее столкнул, я права? Она хотела тебя уничтожить любым способом, и у нее это получилось.
Он молча отвел глаза. Надо же, я не часто попадаю в точку. Прав был Лев Толстой. Все несчастные семьи несчастливы по своему. Глупая Дина разрушила великана. Слабая женщина, так глупо распорядившаяся своим счастем.
– Проверь Ванюшку, Егор, а я пока доварю борщ.
– Спасибо тебе, дедморозиха. Ты не исчезай только. Я провожу тебя, ну и заплачу, как обещал, – боль из его глаз уходит. И я вижу черную пустоту. Даже сильным хищникам нужно пережить крах трагедии, и перерождение. Он уснет сейчас рядом с сыном, я это знаю. Как знаю и то, что не сдержу слова, которое сейчас дам.
– Конечно дождусь, – улыбаюсь я, а у самой в душе бушует буря, пострашнее той, что завела меня в эту великанью избушку, затерянную во мраке тяжести воспоминаний. И привел в нее меня крошечный огонек, рыжий и трогательный, загадавший желание, чтобы его папа расколдовался и превратился из страшного огра в прекрасного принца. Только вот тыквам невезучим, принцы не светят. А долгие проводы, лишние слезы. – Еще же пампушки допечь надо.
Чесночные булочки доходят в покореженной взрывом духовке. За окнами разгорается яростный рассвет. Мне пора. Я свое дело сделала.
Поднимаюсь в детскую. Два мужчины – маленький и большой, похожие друг на друга как две капли воды, спят и видят волшебные сны.
– Ложкой снег мешая, – тихо шепчу я. Накидываю плед на совсем не страшного и не злого великана. Он улыбается, что-то бормочет сквозь сон. Прижимаюсь губами к бородатой щеке. – Все будет хорошо. Вы будете счастливы.
Спускаюсь вниз, накидываю уже привычный мне тулуп, шапку дареную, рукавички.
– Пока, – треплю по загривку Бантика, который лениво шевелит обрубком хвоста. – береги их.
Дверь закрываю за собой. Под ногами хрустит снег, похожий на сахарные кристаллики. Ели все в инее, красивые и величественные. А щеки жжет от предательских слез. Но сказка закончилась. И я возвращаюсь в свою жизнь. Мама меня ждет, и маленькая квартирка, которую мне подарила бабушка. Я же печка, и мне не положены зачарованные принцы, которым что-то там показалось. Максимум Саня гном, оказывающий мне знаки внимания только в периоды загулов. А еще, я наверное, заведу себе кошку. А сегодня все таки наряжу елку. И загадаю желание. А вдруг…
Глава 17
– И что, ты просто взяла и ушла? Вот так, просто? И денег не взяла, и мужика крутого бесхозного, который тебе предлагал остаться, через посох кинула? – вытаращила на меня глаза Танька. Моя единственная подруга, ну и коллега по совместительству. Ей только везет немного больше. Я печка уже семь лет, а она яблонька. Костюм у нее красивый, с рукавами раструбами и воздушный такой, а в принципе, те же яйца, только в профиль. Ха-ха, как говорит моя мамуля, не яйца красят человека, а человек яйца. Что-то не туда меня куда-то… Это от стресса, точно.
– А что мне нужно было делать? – угрюмо пробубнила я, откусывая очередной кусок от громадной шоколадки, которую мне по словам Танюхи принес зайчик. Боже. Если это Петрович, который у нас играет косого, то это даже страшно. Потому что милый серый зайчишка наш всегда слегка выбрит и до синевы пьян. И косого он играет филигранно, особенно когда петляет по сцене, пытаясь изобразить бегущего от волка, беляка. – Этот мужчина… Ну, он же на меня бы и не взглянул никогда в обычных условиях. Понимаешь? Он другой совсем. И он меня пожалел просто. И мальчик… Ну мы бы сломали его, останься я там. А малыш этого не заслуживает. Он просто маленький ребенок, который сам себе придумывает сказку. Но жизнь реальная, совсем не фантазии. Такой, как Егор не полюбит печку, Тань. Ему подойдет больше индукция, ну или мультварка, на худой конец.
– Зато, кажется, печка искру дала. А потом, ты ведь даже не знашь. какой его этот самый… Конец. Или? – прищурилась поганка Яблонька.
– Дура совсем? – плюнула я шоколадом в нахалку.
– Была бы умная, сейчас бы Офелию бацала где-нибудь в Ленкоме. А ты бы, если бы не тупила и думала о себе, а не о психике чужих мальчиков и правильной судьбе их пап, сидела бы сейчас в лесном особняке, или может лежала бы, что даже интереснее. А там глядишь что и вышло бы. Ну там, залетела, Егора этого за кокушки подтянула и вуаля ты мультиварка.
– Да, но я так не умею. Поэтому, права мамуля. Я ворона и идиотка, – вздохнула я, поднимаясь со стула. – И я сделала правильно все.
– Правильно, так и ходи девственницей. Тебе сейчас сколько? Двадцать восемь? Еще лет пять, и ты этот свой атавизьм сможешь на Сотбис выложить за деньги. Только вот купят ли, вопрос. Оно, знаешь, не вино, со временем в цене только падает. Но зато ты будешь честной и порядочной. Сама ты дура. Ляська. И мама твоя с братцем потому на тебе ездят, как на кобыле, потому что ты блаженная. И слушаешь злобный клекот своих родственничков, а в зеркало не смотришься. Ты красотка, Ляська, а ведешь себя как… Эх, – рявкнула мне в спину уже Танька. Нет, она, может и права. Да точно права, не про красотку, если что. У меня куча комплексов, что уж лукавить. Я такая, какая есть, и никуда не денешься. Но как быть с совестью, которая меня загрызет, если я поступлю неправильно?
Как же я устала. Устала ужасно. Иду по коридорам ТЮЗа, знакомым до оскомины. Танька дура, но в ее словах я услышала самое важное. Мне двадцать восемь, а я ничего не добилась в этой жизни. В личной жизни пустота, в работе перспектив не предвидится. Машину купила, да. Кстати, интересный факт, она и не застряла тогда в лесу. И вышла я к ней очень быстро. А ведь ночью я, как мне казалось, плутала бесконечно. Леший ли меня морочил, или… В общем, я все решила. И теперь иду к кабинету начальника. Финита ля комедия.
– Птичкина, ты какого… – я так задумалась, что чуть не сбила с ног ошалевшего Борьку, виновника всех моих бед. – Слушай, там Давыдыч тебя ищет. Злой, как дракон, только что с клыков ядовитая слюна не капает. Ох, как он меня ставил в позы. Слава богу, он спонсора нашел нашей богадельне. А то бы, наверное, меня уже в живых бы не было. Интересно, кто тот идиот, что решил вложиться в эту дохлятину. Поди с диагнозом богатейчик, иначе нет объяснения. А Давыдыч скот, представляешь, мало того, что не заплатил мне за наши с тобой утренники, так еще и стоимость костюма из зарплаты вычел, и штрафы. А ведь костюм ты промохала, между прочим. У самого денег теперь, костюмы можно нормальные купить, а он над дерьмом трясется. Меня жена колесует, мать его. Ты что не могла меня остановить? Видела же, что я качусь с синей горы. Кстати, у тебя нет шампусика?
– Нет, я ж не пью, – вздохнула я. Борька в своем репертуаре.