Впрочем, то и к лучшему. Покинула Злата дворец, минуя всех сторожей. До тайного хода добежала, через него за стену града выскользнула, а там и до леса уже рукой подать да не по дороге прямохожей-наезженной, а держась легкой березовой рощицы по обочине произраставшей.
Месяц высоко в небе мчал, путь освещая, потому ни с дороги сбиться, ни пораниться, оступившись, Злата не боялась. К тому же в темноте видела она намного лучше, чем обычные сыны и дочери человеческие.
Временами думала Злата над тем много ли по земле осталось обычных-то этих? Вот батюшка взял в жены лебедицу. И пусть из всех дочерей только Злата родилась особенной, но ведь от этого старшие сестры не перестали быть наполовину навьей крови. Передадут они ее своим детям, те — своим и далее. Когда-нибудь среди них родятся люди необычные, к колдовству аль к ведьмовству способные, языки зверей и птиц понимающие, клады в земле видящие, зачаровать и очаровать могущие. Думай-не думай, а близка Явь именно к Нави и чем дальше, тем сильнее. Хорошо ли то, плохо ли — неясно.
Вот и деревце без коры. Разулась Злата у валуна, поклонилась лесному хозяину, гостинец на прежнем месте оставила и поспешила в чащу. Нигде Вольха не встретив, перебежала полянку с сон-травой, привычно песню напевая, вот только и за ней волколака не оказалось.
— Вот те раз, — в недоумении проговорила Злата.
Словно в ответ на ее слова послышался чей-то короткий вскрик, плеск воды, лягушачье кваканье и заковыристая русская брань. В том, что человек сквернословил, а не дрянь какая, им прикинувшаяся, сомнений быть не могло: не выносила нечисть кровожадная мата русского, а уж сама произнести не сумела бы при всем желании. У городских ворот часто проверки чинили, требуя браниться подозрительных пришлых. Морок напустить ведь почти любая тварь способна. Бывало, оборотней выявляли. Однажды, правда, на ведьму наткнулись, та вначале обложила стражников по матушке, а затем наградила слабенькими проклятиями: у одного вскочил чирей на глазу, у другого — прыщ чуть пониже спины. Звали их с тех пор Косой да Стоячий, несмотря на то, что все недуги прошли за десяток дней.
Побежала Злата на голос. Тот, ясное дело, шел со стороны болота. Пусть ничего не стоило в чаще ошибиться направлением, а не в этот раз.
Ивы буйно разрослись. Проще было по веткам пройти к берегу, чем по земле. Подпрыгнула Злата, ухватилась за нижнюю, подтянулась. Затем на другую вскарабкалась и еще на одну. Из дупла уставилось круглыми ярко-желтыми глазами на нее нечто лохматое: то ли леший, то ли простая сова. Злата на всякий случай вымолвила слова приветствия — от нее не убудет — и наконец встала в полный рост. Далее пошла по ветвям, как по лесной тропинке, с сука на сук перескакивая. Вмиг берега болота достигла и Вольха сразу увидела. Сидел он на коряге у самой воды.
— И давно ты здесь наблюдаешь? — спросила Злата.
Вольх вздрогнул, рыкнул, ударил себя по лбу рукой-лапищей. Пробовал показать будто вовсе не Злате удалось подкрасться к нему незамеченной, а комар-подлый решил крови волколачьей напиться. Злата сделала вид будто поверила, а мысленно себя похвалила: сумела-таки застать волколака врасплох.
— Да посчитать с вечерней зорьки, — ответил он и поднял руку указывая в сторону болота. — Ты погляди потешно-то как.
Всего в десятке шагов от берега и, вероятно, двух от гати застыл в трясине молодец. Не из страха не двигался, по науке держался: руки в стороны расставив, полулежа на воде, чтобы как можно медленнее погружаться на дно.
— Болотом пробирался, да оступился. Вернее, оступили.
— Это как? — не поняла Злата. — Почти ведь дошел.
— Почти не считается, — Вольх усмехнулся и принялся рассказывать: — Лягушки болотные до крови аль мужицкого тела охочие вдесятером на гать прыгнули и раскачивать принялись. Дурак меч выхватил, собрался им расчистить путь, да две жабы в ноги ему бросились аккурат под колени, вот и не удержался. Теперь барахтается, квакушек последними словами клянет и выкарабкаться пробует. Трижды уж добирался до гати, последний прям перед твоим явленьицем, но лягушки не дремлют и комаров не ловят. Всякий раз обратно в болото скидывают и песнь свою заводят про возьми меня замуж. Видать совсем… — Вольх глянул на Злату и оскалился, — озеленели в этом болоте. В человеческую бытность хотят.
— Среди людей своих жаб и гадюк хватает, — возмущенно проговорила Злата.
Вольх коротко рассмеялся.
— Не поверишь, но дурак этот таковыми же словами ответствовал.
— Ты чего заладил: дурак да дурак?
— А кто ж еще по болоту ночами ходит?
В этот момент молодец, зачерпнув пятерней ряски, кинул получившийся ком в ближайшую к нему лягушку, в фривольной позе рассевшуюся на листе кувшинки. Попал удачно. Лягушка с листа в болотную жижу кувыркнулась.
— Нашли чем пугать, дурынды зеленые! — донеслось от болота. — Да ваш батюшка-болотник сам меня отпустит, как только увидит. Ведите его сюда, пучеглазые!
— Неправильно это, Вольх, — прошептала Злата, всматриваясь в попавшего в западню путника. — Сидим здесь, над чужой бедой потешаемся. Низко и подло это.
— Может и так, Златка, да только он с той стороны болота пришел, а там людских душ нет… по крайней мере живых. Не нужно нам с тобой вмешиваться, не к добру это, худом же обернется.
— А вот и проверим, — молвила Злата, выплетая ленту из косы.
* * *
Молодец вряд ли видел в ночи также хорошо, как Злата с Вольхом, скорее просто услышал шаги. Стоило им подойти ближе, произнес громко:
— Кем бы вы ни были, прошу помощи! Отдарюсь за жизнь спасенную.
— Слышь, отдарится он, — проворчал волколак.
Молодец обернулся на голос, но не вздрогнул, не засучил по воде руками, отпрянуть спеша, лишь бровь заломил.
Лягушки зашипели хором, затрещали, застрекотали.
— Наш!
— Наш!
— Наш!
— Отдайте!
— Цыц! — прикрикнул на них Вольх. — Совсем бесстыдницы распоясались.
— Хватайся! — крикнула Злата, кидая ему конец ленты. — И постарайся на воду лечь.
Нечисть навья ни в жизнь за серебро по доброй воле не ухватилась бы, в болоте сгинуть предпочтя. Вольх хоть и наполовину человек, а тоже коснуться ленты не рискнул, ухватил поверх запястий Златы своими руками-лапищами да обнял, чтобы не дать самой поскользнуться и в болото упасть. Молодец же схватил ленту, даже чуть