— Вот именно, Вольх. Верно ты говоришь: не сумею я сразу такой путь по болоту гибельному преодолеть. А значит, некоторое время мне на берегу или дальше в лесу жить придется: отдыхать, ягодами да грибами питаться, силы восстанавливая.
— По ту сторону болота места дивные, для человечков опасные, — нараспев произнес Вольх. — Там не привычные ваши соседи, то есть мы, обитают, а невесть какие мары-кошмары, чудо-юда дикие беззаконные, покон не чтущие, а то его и вовсе не ведающие. Там начинается царство кощеево.
— Подсолнечное?
— Не Навь, но и не Явь, тебе привычная.
— Значит, колдун, в замке сидящий, все-таки не сам Кощей Бессмертный? — спросила Злата.
— Какой же он Бессмертный, если его лишь человечий муж победить бессилен? — спросил Вольх и фыркнул, но тотчас осекся, заозирался по сторонам и прислушался не было ли поблизости соглядатая какого.
— А точно ли это так? — не унималась Злата.
— Кто ж его знает, — сумрачно пробормотал волколак. — Но права ты. Даже в том случае, если тот берег встретит тебя по-доброму, и никто на тебя нападать не сподобится, займет переход туда-обратно через болото никак не меньше седмицы, а то и осьмицы, Златка.
— А в это время Кощей, тот самый аль просто именем тем же прозвавшийся, вполне может прибыть и забрать Василису, Гордею, Любаву или Забаву, — вздохнув, она кинула еще один взгляд на ивы и повернула обратно.
До поляны, поросшей сон-травой, они дошли молча, размышляя каждый о своем.
— Раз нужно оно тебе, спроси, — нарушил тишину Вольх. — Не сомлевайся, Златка, я вытащу. Раз уже вытащил и сейчас сумею.
— Я и не сомневаюсь в тебе, братец, — ответила Злата. — Осьмнадцать мне сочлось осенью, а о проклятом злодее ни слуху ни духу. Батюшка уж бояться перестал, снова на пирах насмехается над хозяином замка зачарованного, а дружинники и вовсе бахвалятся подвигами ратными, ими никогда не свершаемыми. Послушать, всякий вызывал на бой колдуна самого и приставлял меч к его шее, грозя снять с нее буйную голову. У меня всякий раз уши горят от баек этих. Накличут беду, ох, накличут.
— Люди… — Вольх тихо зарычал. — Ненавижу таких. Кто там у вас самый бойкий? Яшка-аршин да Еремка-оглобля?
Злата кивнула.
— На позапрошлой неделе пошли Феклу с Просковьей до деревеньки Изгоры провожать, да так о своих подвигах брехали, что Лихо пробудили, вылезло из ямы оно близ дороги, единственным глазом на них луп-луп.
— И?
— Лихо оно на то лихо и есть, ему покон не писан, но на саму дорогу никогда не сунется, это ж для нее что река. Так девки о том с младенчества ведали, как шли так и продолжили, а дружиннички ваши… — Вольх сощурив янтарные глазищи посмотрел на Злату.
— Ты чего? — удивилась та. — Говори.
— В общем, с первым медвежья болезнь случилась, а второй похрабрее оказался, просто портки обмочил. Развернулись и деру дали.
Злата расхохоталась.
— Защитнички! — и тут же посерьезнела. — Вот видишь, нельзя мне уходить выполнять последнее испытание, пропадут без меня, если беда случится. Может, конечно, и со мной пропадут, но я хотя бы винить себя не стану: буду знать, что все посильное сделала.
— Не кручинься, Златка.
— Видать, снова придется мне с вопросом прийти на поляну.
— Когда ждать тебя? — деловито спросил Вольх.
— Сегодня в полночь.
Волколак удивленно хмыкнул.
— А чего тянуть? — Злата недоумевающе приподняла брови. — Чем раньше узнаю, тем лучше.
На том и порешили.
Когда вышла Злата к дереву без коры, Купало зенит миновал и к виднокраю заспешил. На валуне хлеба уж не было, зато стояло лукошко, полное грибов да ягод.
Поблагодарила Злата лесного хозяина, поклонилась ему в пояс, обулась и побежала из леса. Дорога пусть и близка, а все равно время занимала. Девки, с которыми она в лес уходила, вряд ли воротились и рассказали, что царевну потеряли, но поспешить все равно стоило.
Глава 2
— Златушка! — сестрица Любава, только завидев, подбежала, схватила Злату за руки, закружилась на месте, в хоровод на двоих увлекая.
Злата едва-едва успела сунуть лукошко проходившей мимо чернавке.
— Да что случилось-то, сестрица? — спросила она.
От сердца отлегло. Значит, не переполошились, не обеспокоились ее отсутствием.
— Ой, Златушка! Ведь допрыгнул. Двух бревен всего не дотянул до оконца!
Это Любава о женихе очередном рассказывала. Все старшие сестры, что не вылетели еще из отчего дома собственные гнезда вить, озаботились поиском женихов. Как и положено царевнам, выходить замуж они собирались не абы за кого, а за самых лучших. Женихам приходилось исполнять их условия. Царь-батюшка это только приветствовал: одного из зятьев он намерен был посадить на трон в будущем.
— А сам-то хорош! Волосом черен, очи, как уголья, а усищи!.. Знатные! У самого старого сома в пруду, которого уж и не поймешь сом он али уже водяник, и то таких не имеется!
— Иноземец? — встревожилась Злата.
— Из земель угрийских, зовется Элодом, — ответствовала Любава.
Злата выдохнула с облегчением. Не стал бы Кощей называться чужим именем. Ни к чему ему, да и страшиться некого.
— А какой у него конь! — Любава подпрыгнула от распиравших ее чувств. — Ох, если бы ты видела, Златушка! Истинно бурый! Одна шерстинка золотая, другая серебренная.
Любава долго так могла скакать, радостью своей делясь, да вышел на крыльцо Путята Аскольдович — царский воевода — окликнул, Злату к себе подозвал.
— Царь-батюшка видеть тебя желает, к себе требует, да не ко трону, а в горницу.
Злата кивнула, махнула на прощание Любаве, но та уже нашла себе других слушателей.
— Царь-батюшка гонцов к соседям посылал. И к Еремею, и к Авдею, и к Дадону. Ко всем, как оказалось, калика приходил. Каждого стращал, что украдет дочку Кощей Бессмертный. К Годону и Гведону только не заглядывал, да и ясно: у них сыновья лишь, — сказал Путята шепотом, пока по дворцу царскому шли.
— И что же? — спросила Злата. — Он полагает, беда минула?
— Он — да, но не ты?
— Не я.
Вот они и до резной двери дошли, через