В глазах — глубокая усталость и какая-то затаенная боль, которую он не смог скрыть за привычной маской контроля. Он смотрел на меня так, будто боялся, что я сейчас захлопну дверь, не дав ему сказать ни слова.
— Ксения… — его голос был хриплым, низким. — Можно войти?
Я молча отступила в сторону, пропуская его в квартиру. Он вошел, и я закрыла за ним дверь. Мы стояли в тесной прихожей, и молчание становилось невыносимым, тяжелым, как свинцовое одеяло.
— Зачем ты пришел? — спросила я наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно, холодно. Хотя внутри все кричало от обиды и непонимания.
— Я… — он замялся, провел рукой по волосам. Никогда не видела его таким неуверенным, таким… потерянным. — Ксения, я… я поступил как последняя сволочь. То, что я сделал… нет мне прощения. Я знаю.
Я смотрела на него, не говоря ни слова. Ждала. Пусть говорит. Пусть объясняет. Если сможет.
— Я уволил тебя не потому, что считаю тебя плохим специалистом, — продолжал он, глядя мне прямо в глаза, и в его взгляде была такая мука, что у меня самой защемило сердце. — Ты один из лучших фельдшеров, которых я знаю. Умная, решительная, ты чувствуешь людей, ты живешь этой работой. Дело не в этом. Дело во мне.
Он сделал шаг ко мне. Я не отступила, хотя инстинктивно хотелось отгородиться, защититься.
— Я испугался, Ксения. Панически испугался, — его голос дрогнул. — Когда я увидел тебя там, в этой комнате, с пистолетом у головы… все повторилось. Та авария… Лена… Я снова почувствовал тот же ледяной ужас, то же бессилие, ту же вину. И я понял, что не смогу этого вынести еще раз. Не смогу работать с тобой рядом, зная, что каждый вызов — это риск. Не смогу жить в постоянном страхе за тебя. Я просто… сломался.
Он говорил, и я видела, как ему тяжело даются эти слова. Его обычная властность, его железный контроль исчезли, остался только мужчина, измученный своим прошлым, своими страхами, своей болью.
— Поэтому я решил… вырвать тебя из этого. Убрать из зоны риска. Уволить. Это было единственное, что пришло мне в голову в тот момент. Импульсивное, идиотское решение. Я думал, что так будет лучше. Для тебя. Для меня. Чтобы защитить…
— Защитить? — я горько усмехнулась, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Ты называешь это защитой? Ты просто растоптал меня, Андрей! Уничтожил! Лишил работы, лишил веры… во все.
— Я знаю! — он перебил меня, его голос сорвался. Он сделал еще шаг, оказался совсем близко. — Знаю, что поступил как идиот, как трус! Я прятался за своим страхом, за своими правилами, за своей чертовой стеной! Но я больше так не могу, Ксения. Эти дни без тебя… они были адом. Я не спал, не ел, я думал только о тебе. Я понял, что боюсь не повторения прошлого. Я боюсь потерять тебя. Потерять то, что начало зарождаться между нами. То, что я почувствовал с тобой… я не чувствовал никогда.
Он подошел совсем близко, взял мои руки в свои. Его ладони были горячими, чуть дрожали. Он смотрел на меня так, словно я была единственным спасением в его жизни.
— Ксения, я люблю тебя, — прошептал он, заглядывая мне в глаза. В его голосе была такая отчаянная нежность, такая искренность, что у меня перехватило дыхание. — Я люблю тебя так, как не любил никого и никогда. Даже Лену… это было другое. Светлое, юное, но… другое. С тобой все по-другому. Ты вернула меня к жизни, заставила снова чувствовать, дышать. И я не могу тебя потерять. Прости меня. Прости за ту боль, которую я тебе причинил. Я клянусь, я больше никогда тебя не предам. Никогда. Дай мне шанс. Пожалуйста. Один шанс.
Глава 57
Я смотрела в его глаза, и видела в них столько отчаяния, столько любви, столько раскаяния, что моё собственное сердце сжалось от боли и… всепрощающей нежности. Все обиды, вся злость, которые копились во мне эти дни, куда-то ушли. Растворились. Осталось только это — его глаза, его голос, его руки, так крепко и одновременно так бережно держащие мои.
Слезы сами покатились по щекам. Я не знала, что сказать. Да и нужны ли были слова?
А он просто притянул меня к себе и поцеловал. Отчаянно, жадно, будто боясь, что я сейчас исчезну, растворюсь в воздухе. И я ответила ему — так же отчаянно, забыв обо всем на свете. Были только мы, наши губы, наши тела, прижимающиеся друг к другу, и это всепоглощающее чувство, которое сметало все преграды, все страхи, всю боль.
Он подхватил меня на руки, не прерывая поцелуя, и понес в спальню. Одежда летела на пол — пуговицы отрывались, молнии расстегивались с лихорадочной поспешностью. Нетерпеливые руки исследовали тела, губы искали губы, шею, плечи… Это была не просто страсть. Это было слияние двух измученных душ, нашедших друг в друге спасение, исцеление.
Он целовал каждый сантиметр моей кожи, шептал слова любви, извинения, обещания. Его прикосновения были одновременно нежными и требовательными, он исследовал мое тело так, словно пытался запомнить каждую родинку, каждый изгиб.
А я отвечала ему тем же — ласками, стонами, слезами, которые смешивались с его поцелуями. Я впивалась пальцами в его спину, чувствуя под ладонями напряженные мышцы, его силу, его жар.
Он опустил меня на кровать, нависая сверху. Его глаза горели темным огнем, в них отражалось пламя свечи, которую я зажгла вечером, пытаясь разогнать тоску. Он медленно, сантиметр за сантиметром, целовал меня, спускаясь всё ниже — от губ к шее, к ключицам, к ложбинке между грудей.
Моё тело выгибалось ему навстречу, трепетало от предвкушения. Его язык дразнил соски, заставляя их твердеть, посылая разряды удовольствия по всему телу. Я стонала, уже не сдерживаясь, теряя остатки контроля.
Его рука скользнула ниже, поглаживая мой живот, бедра, пробираясь к самому центру моего желания. Его пальцы были умелыми, настойчивыми, они знали, как пробудить во мне ответную страсть. Я извивалась под его ласками, чувствуя, как влага собирается между ног, как всё тело превращается в один натянутый, звенящий нерв.
— Андрей… пожалуйста… — прошептала я, уже не в силах терпеть эту сладкую муку.
Он посмотрел мне в глаза, в его взгляде была