Я достала из кармана наушники, включила музыку, ту самую старую подборку, которую давно не решалась слушать. Каждая песня будто напоминала, как сильно я изменилась за эти месяцы. Не сломалась. Перестроилась.
Через минут пятнадцать я вернулась внутрь — спокойная, собранная, готовая к следующему вызову.
Ближе к вечеру я поймала себя на мысли, что не чувствую тревоги. Вообще. Ни тени страха. Всё ровно. Хорошо. Даже слишком.
Я набрала Андрея.
— Если всё будет так же спокойно, давай после смены куда-нибудь выберемся? Просто поужинать.
Он усмехнулся в трубку:
— Записал. Я заеду за тобой.
За час до конца смены пришёл вызов: мужчина, 38 лет, жалобы на резкую боль в животе, температура 39,7, затруднённое дыхание. Адрес — общежитие на окраине.
Когда мы вошли в комнату, нас встретил типичный запах лекарств, пыли и несвежего белья. Мужчина лежал на кровати, лицо серое, глаза полуоткрыты.
— Тошнит… не могу встать… — пробормотал он.
Денис быстро зафиксировал давление и сатурацию, я тем временем разложила укладку.
— Когда началось? — спросила я, подключая капельницу.
— Утром… думал, отравился. Но хуже стало… сильно хуже…
Быстро осмотрев его, я поняла, что дело не в отравлении. Пахло острым аппендицитом с осложнениями. Мы стабилизировали состояние и госпитализировали мужчину в хирургическую больницу.
Когда вышли из здания, Денис спросил:
— Слушай, а по каким признакам ты сразу исключаешь пищевое отравление? Мне всё время сложно понять на первом осмотре.
— У отравления совсем другой характер боли. Она поверхностная, больше в желудке. А тут — классическая локализация внизу живота, плюс жар, напряжённая брюшина. Всё вместе дало картину.
Он кивнул, серьёзно, без лишних слов:
— Ясно. Спасибо. Это полезно.
Вот так просто. По делу. Без надрыва и лишнего восторга. Мне это нравилось.
Перед тем как уйти, я зашла в душевую. Горячая вода смывала усталость и суету. Я стояла под струёй и чувствовала, как тело отпускает.
Смена закончилась. Я переоделась, собрала сумку и направилась сдавать пост. И вдруг почувствовала странное. Как будто воздух стал плотнее. Возле кабинета дежурного стояли двое. В форме.
Мгновенно в голове всплыло: полиция на станции скорой помощи бывает по двум причинам. Первая — если пациент написал заявление. Вторая — если кто-то умер.
— Ксения Сергеевна Ларина?
— Да… — я замедлила шаг.
— Нам нужно с вами поговорить. Это связано с одной из последних проверок. Возможно, вы сможете нам помочь. Речь идёт о пропаже сильнодействующих препаратов.
На секунду у меня перехватило дыхание.
Но я выдохнула. Ровно. Спокойно. Я ничего не брала.
— Конечно. Пойдёмте.
Но внутри где-то шевельнулась тревога. Очень знакомое чувство. Почти забытое.
Затишье, говоришь? А вдруг — перед бурей?
Глава 47
Меня завели в кабинет старшего фельдшера. Такой знакомый интерьер: старый стол, шкаф с пыльными папками, настенный календарь и скрипучее кресло, от которого всегда болела спина.
Один из полицейских был моложе, говорил быстро, другой — старше, сдержанный, с цепким взглядом. Документы уже лежали на столе.
Они были вежливы — подчеркнуто. Один задавал вопросы, второй молча смотрел и что-то помечал в блокноте. Вопросы были формальные, но чувствовалось — ищут зацепку.
— Мы не обвиняем, Ксения Сергеевна. Просто уточняем. Вы были в бригаде, дежурившей в ночь, когда исчезли две ампулы фентанила. Под роспись получено, а назад не возвращено и в журналах не списано.
Я кивнула. Не сразу, потому что внутри всё уже поднималось волной: тревога, недоумение, злость. Но снаружи — только спокойствие.
— У нас тогда был тяжёлый вызов. Мужчина с открытым переломом бедра и болевым шоком. Я сделала инъекцию, всё записала.
— Только в журнале осталась одна подпись — ваша. Две ампулы так и не были возвращены.
Я сжала зубы. Вспомнила, как в ту ночь Артём, забирая укладку, говорил, что сам допишет остатки позже. Я не хочу подозревать его, мы были хорошими друзьями и он не мог так поступить. Надеюсь…
— Тогда вам лучше поговорить с Артёмом. Он оформлял финальный журнал.
Они кивнули. Записали что-то.
— Он утверждает, что ничего не брал.
Я сжала челюсть. Глубоко вдохнула. Он не мог, точно. Это ошибка.
Мне задали ещё пару вопросов и отпустили.
Когда всё закончилось, я вышла в коридор. Прислонилась лбом о холодный кафель. Вдох. Выдох.
В душе копошилось мерзкое чувство: тебя не обвиняют напрямую, но ты уже под подозрением. И это ощущение липло к коже. Нужно взять себя в руки.
В ординаторской было пусто. На автомате я налила себе воды, села за крайний стол. Руки дрожали, хоть я это и не показывала. Захотелось позвонить Наташе, но что сказать? Что мне задавали вопросы, как будто я — воровка? Что теперь я чувствую себя грязной, хотя ничего не сделала?
Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: «Я у входа. Жду.»
Он действительно ждал. Молча открыл дверь своей машины, и я села. Усталость накатом обрушилась, как только я захлопнула дверь. Захотелось просто уткнуться в его плечо и расплакаться.
— Всё нормально? — голос звучал настороженно.
— Пока да. Но там исчез фентанил. В мою смену. И подпись моя одна стоит. Ты знал?
Он шумно выдохнул.
— Сегодня только узнал. Специально не стал вмешиваться. Хотел, чтобы ты сама всё сказала.
— Думаешь, я могла?.. — я не договорила. Не смогла.
— Нет, — сразу отрезал он.
— Хорошо, — мне стало сразу легче, на лице появилась легкая улыбка.
— Поехали куда-нибудь поужинаем?
Я не возражала.
Он повёз меня в маленькое кафе, которое я давно заприметила. Я недавно рассказала ему про это место — там было тихо, по-домашнему. Мы сели за стол у окна. Он заказал себе кофе, мне — чай с мятой, к нему пасту и салат.
Внутри было тепло, пахло свежей выпечкой и какао. За соседним столиком кто-то смеялся, обсуждая сериал. Я слушала, как стучит ложечка по стенке чашки, и ловила себя на мысли, что просто хочу, чтобы всё вернулось. На круги своя.
— Как прошло? — спросил он, когда официант ушёл.
— Как стандартный допрос, — усмехнулась я.
— Они так всегда. Главное, что ты всё сказала им честно.
— Да. А Артём делает вид, что вообще не при делах.
— Он видимо не понял, насколько всё серьёзно. Либо ждёт, когда всё само рассосётся.
Я молча отломила кусочек хлеба. Внутри всё ещё вибрировало от напряжения, но