— Он не выдержит, — глухо говорит Гарха, бросая взгляд через плечо.
— Выдержит, — сквозь зубы отвечаю я.
Но в глубине души я знаю: она права.
Его покои залиты лунным светом. Мы укладываем Андара на кровать, и я тут же прижимаюсь к нему, как будто своим телом могу удержать его здесь, в этом мире. Но тьма уже клубится над нами, витая в этой комнате. Она сейчас в воздухе и оседает на коже липким холодом.
Гарха стоит у двери, ее лицо — каменная маска.
— Ты должна знать правду, — говорит она.
— Какую еще правду? — я не отрываясь от Андара, стискиваю его руку.
— Он взял тебя по настоянию тьмы.
Я медленно поднимаю на нее глаза.
— Тьма должна была войти в его наследника и тогда девушки перестали бы умирать, а сам Андар был бы свободен.
Слова падают, как удары.
— Значит, я… сосуд для этой дряни?
— Последний шанс мира. Да. Мы перепробовали всевозможные способы и поняли, что этот — единственный.
Я чувствую, как во мне закипает ярость. Опять. Опять меня используют.
— Это он так решил знал?
Гарха молчит.
— А как же новая истинная из предсказания⁈
— Он в это никогда не верил.
Я сжимаю кулаки.
— Но… ты все изменила, — тихо добавляет Гарха.
Я хочу кричать. Хочу бить его, трясти, требовать ответов. Но Андар лежит передо мной, почти труп, и я…
Я просто опускаю голову ему на грудь.
Ночь.
Его дыхание становится все тише.
Я не сплю. Не могу.
Я сижу рядом, смотрю, как черные прожилки ползут по его шее, как его пальцы сжимаются в судороге.
— Андар, — зову я.
Он не отвечает.
Но вдруг его глаза открываются.
И они полностью черные, как у Элории из моего видения, прежде чем ее уничтожил Андар.
Он вскакивает с кровати, и я отпрыгиваю. Его тело меняется, деформируется на моих глазах. Кожа трескается, обнажая чешую, когти прорезаются из пальцев.
— Андар!
Он поворачивается ко мне, и в этих черных глазах на секунду мелькает он настоящий.
— У… беги… — хрипит дракон.
Я не двигаюсь.
— Нет.
Он рычит, низко, по-звериному, и делает шаг ко мне.
Я делаю шаг навстречу.
— Я не боюсь тебя.
Его когти подняты, он дрожит, будто борется сам с собой.
— Ты сильнее этого. Я знаю.
Я протягиваю руку.
И он бьет меня наотмашь.
Боль взрывается в груди. Я лечу назад, ударяюсь спиной о стену, мир на секунду гаснет.
Когда я открываю глаза, он уже у окна. Его крылья расправлены, тело почти полностью изменилось.
— Андар!
Он оборачивается.
И в последний момент, перед тем как прыгнуть в ночь, его взгляд снова становится осмысленным.
— Прости.
И дракон исчезает.
Я бросаюсь к окну.
— Нет!
Гарха хватает меня за плечо.
— Он уходит, чтобы умереть вдали от нас.
Я вырываюсь.
— Он не умрет!
И в этот момент браслеты на моих запястьях трескаются.
Связь рвется.
Но я чувствую.
Он еще жив.
Я сжимаю обломки браслетов в кулаке.
— Нет. Я не отпущу.
Глава 24
Пепел и слезы
Кровь стучит в висках, сливаясь с бешеным ритмом сердца. Я бросаюсь прочь из дворца, не разбирая перед собой дороги, не чувствуя земли, не замечая ветвей, которые царапают лицо и руки. Воздух густой, пропитанный запахом горелой плоти и металла — будто вся долина превратилась в гигантскую погребальную урну.
— Людмила, остановись! — Гарха кричит мне вслед. — Ты не понимаешь, во что лезешь!
Я резко оборачиваюсь, стоя в воротах дворца. В её глазах — не привычная холодная рассудительность, а настоящий, животный страх. Это пугает больше, чем всё остальное.
— Он уже не Андар, — её голос дрожит. — Тьма перемолола его душу, как жернова перемалывают зерно. Там осталась только пустота.
— Ты ошибаешься. Я чувствую его. Здесь, — прижимаю кулак к груди, где под рёбрами ноет разорванная связь. — Он борется.
Дорога впереди изгибается, как раненый зверь. Деревья склонились в неестественных позах, их стволы покрыты чёрной слизью, которая пульсирует в такт невидимому сердцу. Каждый шаг даётся с трудом — земля мягкая, липкая, будто я иду по гигантскому языку.
Тень мелькает между искорёженных стволов. Женщина в развевающемся серебристом платье, её волосы светятся в темноте, как лунная дорожка на воде.
— Элория… — имя само срывается с губ.
Она поворачивается. Её лицо прекрасно и ужасно одновременно — слишком правильные черты, слишком яркие глаза. Как кукла, вырезанная изо льда.
— Маленькая жертва, — её голос звучит, будто сотня шёпотов сразу. — Ты упорствуешь, как он когда-то.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Отведи меня к нему.
Элория склоняет голову, и вдруг я вижу — её грудь покрыта тонким шрамом. Точнее, воспоминанием о шраме.
— Ты не сможешь спасти его, не пожертвовав собой, — она проводит пальцем по своей груди, и на мгновение я вижу — кровь, много крови, и Андара с клинком в руках, его лицо, искажённое горем.
Я глотаю ком в горле.
— Я знаю.
— Знаешь? — её брови взлетают вверх.
— Ты готова отдать свою душу? Свою память? Своё будущее? Это не красивые слова, девочка. Это — конец.
Ветер внезапно стихает. В тишине слышно, как моё сердце выбивает дробь.
— Отведи меня к нему, — повторяю я, и на этот раз голос не дрожит.
Элория смотрит на меня долго-долго, потом вдруг улыбается — улыбкой, от которой кровь стынет в жилах.
— Как пожелаешь.
Она растворяется в воздухе, оставив после себя светящийся след. Я следую за ним, и с каждым шагом воздух становится все гуще, тяжелее. Дышать почти невозможно — будто лёгкие наполнены ртутью.
И вот я вижу его.
Андар стоит на краю пропасти, его силуэт искажён до неузнаваемости. Слишком высокий, слишком острый. Крылья, которых раньше не было — чёрные, перепончатые, как у гигантской летучей мыши. Когти, торчащие из пальцев, слишком длинные, слишком острые. Но хуже всего — глаза. Совсем чёрные. Пустые. Как два провала в бездну.
—