Я откровенно дедовал, пользуясь привилегиями капитана, пока команда оживляла МАЗ. Наконец, автомобиль завёлся, огласив пустыню диким грохотом из-за повреждённого глушителя. Консилиум постановил: до Уадана дойдёт своим ходом, правда, без единого стекла в кабине будет несколько ветрено и чуть-чуть невыносимо жарко.
Тронулись минут за двадцать до рассвета. Думал посадить в подранка кого-то из мужиков, но Таня наотрез отказалась покинуть повреждённый грузовик, Люда, наш воробышек в центнер веса, осталась за компанию, для пополнения которой я сунул им колченого байкера. Он привык ездить с ветром в морду, вытерпит.
Валя свернулась калачиком у меня за спиной. Что неприятно — непристёгнутая. Если Яков ошибётся и мы сделаем полный поворот вокруг своей оси, может пострадать.
Потом пожаловалась, что ноги затекли, и просунула их вперёд, голени легли мне на плечи. Пользуясь, что её шлем не подключен к сети, прикрыл микрофон и прошипел:
— Яша! Ваня! Услышу хоть одно хи-хи по поводу её ног, урою!
— Да что ты, капитан! — моментом откликнулся Мельников. — Если прикажешь, махнусь с ней местами. Но тогда мои ноги будут на твоих плечах. Думаешь, это сексуальнее?
Зубоскалили и ехали не торопясь из-за третьей повреждённой машины, прикатили в Уадан в третьем часу дня. Несмотря на пекло, репортёры носились как макаки, щёлкали фотоаппаратами и засыпали вопросами. Без какого-либо толку спрашивали, потому что из французского я знаю только лямур, бонжур и Мирей Матье, Валя скрыла знакомство с английским, переводчик тоже ничем помочь не мог, ибо улетел на вертолёте с Богушевским.
— Как улетел? Почему не за нами?
Меня окружили технари, водители, доктор. Даже повар подтянулся, чтоб встретить пропавшую в песках троицу, и лишь руководитель делегации нашёл дела поважнее. В Уадан, похоже, возвращаться не намерен, поскольку дал команду водителю МАЗа-автоцистерны с авиационным топливом быстрее гнать в Дакар.
Доктор молча протянул свежайшую местную газету с кучей вчерашних снимков ралли. В том числе — с воздуха.
Я обомлел.
— Денис Витальевич, это то, о чём я думаю? Пока мы пропадали в пустыне, он катал журналюг⁈
— Не будем делать поспешных выводов, Сергей Борисович. Одно скажу: других вертолётов здесь нет.
Валя, видевшая моё выражение лица, испугалась. Как боялась меня и Марина после преподанного урока её бывшему на соревнованиях по фулл-контакту. Я — человек добрый. Но если что не так, могу и убить. А здесь слишком многое повернулось не так. И до развязки оставался всего один перегон.
Если опустить промежуточные подробности, финальный акт драмы на африканской земле произошёл уже в порту Дакара, где стоял у пирса советский сухогруз «Космонавт Павел Беляев», готовый принять на борт нашу многочисленную технику, разместить в каютах участников гонки и принять на кормовую палубу вертолёт. Именно около вертолёта мы собрались, в том числе экипаж Ивана Русских, показавший лучший результат среди грузовых машин, второе место получил француз Жан-Франсуа Данту, а должны были мы с Лукьяновым и команда Казимира Геннадьевича, если бы вертолётчики занимались тем, для чего их сюда направил Гагарин, и не подрабатывали воздушным такси. Впрочем, глядя на лица обоих офицеров, я склонен был верить, что товарищ Константин Эдуардович Богушевский их кинул на деньги — или вообще, или наобещал на будущее.
Погрузка задерживалась, бородатый мореман с «Беляева» нервно топал ножкой, ибо простой их лодочки водоизмещением в многие тысячи тонн в ближайшее время выльется в штраф от портовых властей. Причиной отсрочки было отсутствие товарища Константина Эдуардовича, сбежавшего в город вместе с переводчиком Митей, а без начальственной команды грузиться нельзя-с.
Поскольку глава делегации старательно избегал спортивную команду и её капитана, ради которых, собственно, и был откомандирован в Африку, я не видел засранца несколько дней. Оглядев соотечественников, предложил:
— Как капитан команды беру на себя ответственность: грузимся!
Кто-то поддержал, моряк и лётчики — нет. Оказывается, нужен не только Богушевский в физическом обличье, крючок в бумажках поставит любой с начальственным выражением на торце, но и печать, та — где-то в его вещах, точнее — в двух чемоданах, закреплённых сеткой в отсеке позади пилотской кабины. Летуны же, люди военные, исполняли приказ подчиняться главному, и только в случае его явного выхода из строя бразды правления авиацией переходят ко мне.
Выдохнув, чтоб с горячки не напороть лишнего, я объявил, что план действий понятен, решаем проблемы по пунктам.
Оба чемодана упали на песок. Конечно, были закрыты замками, ключей нет, но кожа прекрасно поддалась ножу. И печать нашлась, и много чего любопытного, как раз герой дня подошёл. Я заметил приближение его мощной фигуры пловца и щуплого переводчика Митю, когда на глазах десятков советских граждан пересчитывал извлечённые из чемоданов деньги. Больше всего было французских франков, что логично. Долларов вышло 8 тысяч купюрами по 10 и 20 баксов, довольно пухлая пачка. Кроны, песеты, дойчмарки.
— Что здесь происходит? По какому праву?
Он пытался нагнать в голос властного возмущения, ничем не напугав подготовленных к встрече советских людей, понимавших, что наглый пузырь с одной поездки натырил больше бабла, чем каждый из них заработает за 10 лет. Его обступили. Митя сообразил раствориться, Костик, по имени-отчеству звать его больше не хотелось, оказался со мной наедине, отрезанный от мира враждебно молчащим полукругом.
Он опустил на песок коробку огромного японского магнитофона, наверняка — только из магазина, переплёл руки в наполеоновской позе и высокомерно повторил:
— Жду объяснений!
— А я — от тебя. Ладно, журналюг за доллары и шведские кроны катал, но ты же, гнида, едва не убил нас, оставив без вертолёта!
— За свои действия отвечу только в Москве и не вам. Будьте любезны сложить аккуратно мои разбросанные вещи и инвалюту, мне за неё перед банком отчитываться.
— Если не нравится, жалуйся в полицию Сенегала, Москве до лампочки, что сейчас произойдёт. Ответишь лично передо мной! — я шагнул вперёд, демонстративно наступив ботинком на валяющуюся в песке белую сорочку. — В рыло хочешь?
Тут Геныч чуть было не испортил малину, решив вмешаться. Пришлось орать на него, чтоб спрятал разводной ключ, смерти и увечья нам не нужны.
Гад въехал, что вместо справедливого побивания камнями и затаптывания ногами получает пацанский вариант «раз на раз», расцепил руки и поднял их к лицу, отставив ногу назад. По общей физухе не уступал мне, но провёл ли столько тысяч часов, избивая ни в чём не повинный мешок?
Удар в голову был обманный, а жёсткий и без замаха в солнышко — боевой.