Геныч не возражал. Мы с ним развернулись и покатили назад. Яшка загнал нашу на самую вершину огромного бархана, опасно остановившись в каких-то десятках метров от обрыва. Я залез на кабину, с неё на дугу безопасности и в лучах заходящего солнца осмотрелся.
Сигналили. Рёв пневматической сирены слышен на километры. Но ответного трубного гласа не донеслось.
Стемнело. Мы, не удаляясь друг от друга не более чем на несколько сот метров, отгребли назад километров сорок, примерно туда, где Тихомирова ещё наверняка была с нами. Разумеется, на песке не осталось никаких следов, всё замело.
Фиганул в небо сигнальные ракеты. Всего лишь устроил фейерверк, толку никакого.
Когда закутались в спальные мешки и залегли, уснул почти моментально, но зря, снился единственный сон: МАЗ, погружающийся в песок, сначала по колёса, потом по стёкла кабины, затем по крышу, я бросаюсь вслед, раскидываю этот песок, зарываюсь в него как крот, не нахожу машину, она закопалась гораздо глубже и навсегда, пустыня её не отдаёт…
Кошмары преследовали до рассвета.
А ещё подсознание, ничуть не скованное волей и желаниями, бесстрастно сообщило мне очевидную, но ранее отпихиваемую вещь: спасти хочу всех троих, это само собой и не обсуждается, но по-настоящему беспокоюсь только об одной. Валя мне — никто. И всё же не имею права потерять и её.
4 января прошло в столь же бесплодных ёрзаниях, пока не наткнулись на мотоциклиста, он сломал раму байку и ногу себе. Бельгиец. Как-то выжил под вчерашней песчаной бурей, но за следующий день прогрелся на этом грёбаном пляже до обезвоживания. Флягу с водой пришлось вырывать из рук, он готов был высосать литра два.
Это ничуть не приблизило к обнаружению МАЗа, более того, сбылось поганое предчувствие: не прилетел вертолёт. Хоть бы Русских дошёл! А если нет, Константин Эдуардович должен кипятком писать и поднимать не то что вертолёт, а дипломатов СССР в Мавритании и Сенегале. Они, считающиеся странами, перспективными для некапиталистического пути развития, опекаются МИДом и другими разведслужбами Союза более чем плотно.
Что творилось в Уадане, понятия не имею. И с каждым часом всё ниже и ниже шансы найти наших женщин живыми без сторонней помощи.
Мы проутюжили кусок ориентировочно 50×50 километров. Насколько плотно и насколько правильно, без GPS не скажешь. Мотоциклист ныл и просился, чтоб его отвезли к врачу, достал так, что я предложил ему выметаться и продолжить путь самостоятельно. Понял ли он мой ломаный английский, представления не имею. Но затих. Временно.
Когда загорелись звёзды, повторили вчерашний маневр. МАЗ выкатился на вершину самого крупного в окрестностях бархана и протяжно взвыл сиреной, как воет одинокий волк, потерявший свою волчицу. Я, стоя на крыше кабины, едва не оглох. Потёр пострадавшие уши, достал ракетницу и тут заметил у самого горизонта три ракеты.
Зелёная! Красная! Белая!
Скатился вниз кубарем, стараясь не потерять направление из виду.
— Яшка! Это они! Цвета видел?
— Три цвета…
— Эх, мало прожил в Минске, не понимаешь. У БССР свой флаг есть, красно-зелёно-белый и с серпом-молотом.
— Ёпс… Геныч, слышишь нас? Приём! Заводимся, едем!
Я запихнул повыше докучливого бельгийца, норовящего устроиться на моём месте, сел, пристегнулся и воткнул штекер в разъём. МАЗ, не успевший стравить давление в системе, легко снялся с тормозов и покатил, а мы хором обсуждали единственную проблему — как не сбиться с направления, не проскочить мимо…
Сзади в зеркала светили фары Геныча.
И вдруг снова — зелёная-красная-белая!
Если пуляет гонщик из какой-то папуасной страны, цвета которой совпадают с белорусскими, одного в пустыне не брошу, но разочарован буду страшно…
Нет, вот они!
МАЗ лежал колёсами вверх, частично засыпанный песком, три женские фигуры метнулись навстречу в лучах прожекторов. Самая стройная неслась впереди.
Я вывалился наружу с флягой в руках, но Валька сначала даже не взглянула на неё, бросилась на шею, едва не сбив с ног.
— Серёженька! Ты пришёл за мной! За нами!
Губы у неё были такие сухие, что царапали даже мою щетинистую щёку.
— Пей! И это не приглашение к сексу!
Набулькавшись, у Валентины я флягу не отнимал как у мотоциклиста, просипела:
— Да за воду я была готова крокодилу отдаться.
— Потом обсудим меня в крокодильем качестве. Вы в норме?
— Да-а!
А машина — нет. Зацепив тросом, опрокинули её набок, с него поставили на колёса. Тихомирова рассказала, что честно двигалась слева последней, стараясь не терять передний МАЗ из виду, очевидно, всё же слишком отклонилась в сторону. Они почувствовали, что машина начала проваливаться. Видимо, взобрались на верхушку сравнительно небольшого бархана буквально в десятках метрах южнее избранной трассы движения по ложбине между холмами. Своей массой грузовик обрушил песок, принялся скользить вниз и перевернулся вперёд через кабину.
— Больше никогда не поеду на такие ралли! — шептала Валя мне на ухо, пока Мельников с Татьяной откидывали помятую кабину и приступали к осмотру двигателя. — Машина стала свечой, представляешь? Опёрлась своей массой на лобовое стекло, оно треснуло и ввалилось к нам, в кабину повалил песок… Потом бахнулись на крышу, и всё остановилось. По рации до вас не докричаться, антенна где-то внизу, закопана или сломана. Связи нет, мы одни…
— Как в анекдоте про хулиганов: нападавших двое, а мы одни! Валечка, не обижайся. Сам струхнул, когда вы пропали. Это нервное выходит.
— Понимаю. А Иван где?
— Русских? Надеюсь, уже в Дакаре. Должен был просить прислать вертолёт. Ты видишь вертолёт? Я — нет.
— Вдруг тоже сломался, лётчиков ищут… Нет, всё будет хорошо. Серёжа! Спасибо, что меня нашёл. Спасибо, что это был именно ты.
Она буквально впилась в меня, я не возражал, попросил только осмотреть занудного байкера. Валентина подчинилась клятве Гиппократа и профессионально наложила ему лубок.
Вместо «спасибо» неблагодарный пассажир снова принялся канючить «гоу-гоу ту Уадан».
— Что ты пристал? Хотел доктора? Щи из а доктор!
Валя засмеялась, демонстрируя белые зубы на тёмном пыльном лице.
— Щи — всего лишь кислое первое блюдо. Говорить надо: This beautiful young lady is the best doctor in Africa. (Эта прекрасная молодая леди является лучшим доктором в Африке).
— Ого! Откуда такое произношение?
— В Вильнюсе были хорошие учителя. Жаль, почти забыла английский. Здесь