— Что?
— Мне надоело в себе колупаться. Плакаться в жилетку не люблю. Расскажи о себе. Если к нам захаживаешь, времени много. Живёшь одна? Или кто-то есть?
— Живу с подружкой. Проживаю, а не сожительствую, чтоб не было двусмысленности. Второй человек в доме лучше, чем кошка. Тася из клинической больницы, откуда я перешла на МАЗ.
— То есть — парня нет.
— Парня нет. Перед нами в клинике как-то выступала Наталья Волчок из минздрава республики, Тася спрашивает: удастся ли семейную жизнь устроить при такой-то нагрузке на работе? Та усмехнулась и говорит, что один её коллега предложил очень простой рецепт: наша девушка-врач должна быть как вся советская медицина — доступная и бесплатная.
— И вы — такие?
— Что бесплатные — в самую точку. Не умеем мужиков раскручивать на подарки и деньги. А Марина тебя ко мне ревновала.
Неожиданный переход.
— Разочарую. Как мишень для ревности ты далека от первой строчки. В Москве на ВДНХ ко мне подошла бывшая из Тольятти. Красивая как модель или кинозвезда. Одетая-накрашенная супер. Специально, наверно, готовилась, чтоб показаться во всём блеске, прочитав о нашем шоу с «березиной» и моём участии. А Марина увидела её подкат и сутки не могла успокоиться.
Бли-ин… Первый раз задумался, а ведь именно после мимолётной, всего минутной моей встречи с Оксаной самочувствие жены начало ухудшаться! На нервной почве? Абсурд. Это как если бы я её ревновал к Николаю. Но женская логика — это нечто неуловимое для объективного наблюдения и часто заставляющее сомневаться в самом факте её существования. В делах юридических Марина соображала как компьютер, если бывают компьютеры, наделённые цинизмом и сарказмом одновременно. Но как только доходило до ревности, центральный процессор сбоил. Правды не узнаю. Тем не менее, Оксану больше никогда и нигде не хочу видеть. Даже мельком.
— Куда мне до суперзвезды. Помню, вылезла из МАЗа после Астрахани по макушку в грязи, твоя смотрит… Не хочу обидеть… Сочувственно, что ли, посмотрела. Куда тебе с грязным рылом мужикам глазки строить? Серёжа! Ты ей не признался, что я под Ленинградом предлагала вместе поужинать? Чего смеёшься?
— Читал какую-то статью, там статистически доказывается, что предложение вместе поужинать заканчивается сексом втрое чаще, чем прямое предложение секса. Кстати, знакомство с Мариной началось с её инициативы — а своди-ка меня в ресторан. Не говорил ей про Ленинград. Зачем было провоцировать, чтоб подослала к тебе наёмного убийцу?
Сообразив, что сказала не то, Валя не остановилась, а двинула дальше.
— Серёжа! Раньше если хоть что-то касалось её, у тебя на лице мелькало выражение, будто получил в ладонь раскалённый гвоздь. Сейчас сам рассказываешь. Вроде как с иронией.
— Формулирую за тебя твой бестактный вопрос. Сумел ли я забыть или хотя бы смириться? Не забыл, не смирился. Всего лишь научился терпеть и не пожирать себя поедом каждую минуту.
— Ты такой влюбчивый! Не мог забыть старую подружку из Тольятти. Так прикипел к Марине, что, потеряв, места себе не находишь. Как же я пропустила тот зазор между прошлым и будущим?
Вроде и добра ко мне, а царапает.
— Теперь я неинтересен. Да и кому нужен мужчина с ребёнком?
— Ты — дурак⁈ Прости, не хотела. Неужели не знаешь, что по мужикам с ребенком бабы просто тащатся? Каждая девушка боится, что парень её обрюхатит и бросит, не захочет возиться с дитём. А ты — проверенный. Свою дочку любишь и второго ребёнка обязательно будешь любить. Эх, знаток женских сердец… Пошли ужинать, и это не приглашение к сексу.
Я тогда последний раз за много дней видел её чистенькой. Прошёл ливень, которого здесь не знали десятки лет, словно всё это время природа копила воду специально для нас, Нигер подарил гонщикам заболоченные участки на месте пересохших рек с вязким песком, где МАЗы буксовали всеми четырьмя, каждому приходилось прыгать из кабины, зарываясь едва не по пояс в неаппетитную жижу. Возможно, кишащую не вполне полезной для европейцев фауной. Тянули тросы, толкали машины… Меня раз едва не убило лопнувшим тросом, а он рассчитан на десятки тонн усилия.
Мы уже не ехали, а продирались вперёд.
Вертолёт видели крайне редко. Организаторы ралли наняли целую эскадрилью своих вертолётов — для контроля гонки, обслуживания прессы и спасения экипажей поломавшихся или отставших машин. Эскадрилью… из одного вертолёта! Всё равно, что ничего, потому что сломался. Наш Ми-2, чей пилот не имел ни морального, ни юридического права бросить людей без помощи, откликался на вызовы, искал потеряшек, отвозил травмированных.
Успевал не всегда. В Алжире посреди пустыни обнаружился сломанный и брошенный «пежо» французской прессы. Люди из него, отчаявшись получить помощь от организаторов, решились на пеший марш. Их, в конце концов, нашёл и отвёз к цивилизации советский вертолёт, но журналист Патрис Доден не выжил, умер от обезвоживания.
При столь отвратительной организации гонок и неоднократных смертях правильнее было бы их прекратить или хотя бы спрямить маршрут, повернув нас из Нигера напрямую на Мали-Сенегал. Я заранее знал — ничего подобного не будет. Мы продолжали петлять по Африке, по бывшим французским колониям, получая известия о массовом сходе с трассы участников, с трепетом смотрели на невзыскательные внешне наши грузовики, яркие только благодаря наклейкам и прожекторам, сколько они ещё выдержат? На каждой остановке что-то меняли в подвеске и ходовой, воздушные фильтры — постоянно. В целом же четыре спорткара сохраняли возможность продолжить путь, как и машины техподдержки.
Я представлял, как надутая личность при хорошем костюме, белой рубашке и галстуке будет вещать в микрофон под прицелом телекамеры: «советское — значит, лучшее», сам палец о палец не ударил, чтоб так было на самом деле.
Этим занимались мы — компания мужиков и три молодых женщины, зная заранее, как быстро страна забудет результат нашего подвижничества.
Сами — не забудем! И ралли, и самую экзотическую в биографии каждого встречу Нового года, 1979-го — под холодным тропическим небом Африки.
Глава 20
Пустыня Эль-Мурейр
3 января на рассвете четвёрка грузовиков с пухлыми олимпийскими мишками на кабинах покинула город Атар в Мавритании и погнала вглубь пустыни Эль-Мурейр.