Глава седьмая
Двойной агент Борис Ревский после операции с Орловским в «Астории» скрывался на законспирированной квартире.
На связь с белым резидентом, от уголовных противников которого Борис, скорее всего, мог получить удар, он не выходил, но позванивал в ЧеКа за новостями. В гораздо большей степени Ревского волновала не расправа Урицкого с людьми Целлера, а события, связанные с бандой Гаврилы. После боя под Марлево офицеров с бандитами чекисты внимательно обследовали местность вокруг особняка. От захваченных раненых выяснили, что Гаврила остался цел и после этой бойни, которую красноармейцы закончили расстрелом на месте всех, кто противостоял им с оружием в руках.
Узнавши это, Ревский приободрился — Гавриле теперь не до него. И как опытный агент он сообразил: не будет лучшего момента, чем сейчас, для того чтобы добить самого Гаврилу, теперь, очевидно, мечущегося где-то рядом без надежной охраны и своих соглядатаев.
Для Ревского существование Гаврилы было вопросом жизни и смерти, лишь мертвый главарь не представлял опасности. Расправиться же с ним двойной агент Боренька мог руками Орги или ЧеКа. Но для этого надо было немедленно сделать то, чего раньше не удавалось никому: найти Гаврилу или хотя бы выяснить его приметы. Борис, подробно знающий по линии ЧеКа обстоятельства убийства Брошки в «Версале», сообразил, что нужные ему сведения уместнее всего искать в кабаре.
Вечером того дня, когда на Гороховой арестовали подручных Целлера, он надел один из своих пижонских костюмов, повязал шелковый галстук на крахмальную рубашку, поправил золотой браслет на запястье и опустил в карман пиджака револьвер. Поверх накинул плащ-крылатку, поглубже надвинул на лоб широкополую шляпу, чтобы никто сразу его не опознал, и отправился в кабаре.
В «Версале» Борис взял кабинет, которым обыкновенно пользовался Орловский.
Услужливый официантский ветеран Яшка, никогда не смотревший собеседнику в глаза, в свежей алой косоворотке под пиджачком, мастерски держа «сал-фет» на левом плече, стоял перед сидящим за столом Ревским и частил скороговоркой:
— Соус провансаль сегодня повар постарался. Рекомендую-cl Упоение и магика с осетриной в галантине…
Борис перебил его внезапным вопросом:
— Вспоминаешь Аннет Брошку?
Яшка осекся, потом истово перекрестился.
— Как не помнить-с, Царствие ей Небесное!
Агент, не спуская с него пристальных глаз, продолжал допытываться:
— И убили ее едва ль не на глазах публики, в первом же закутке от зала.
Пока не понимая намек, половой подтвердил:
— Прямо под лунный романс господина Морфес-си зарезали-с!
— Я, Яков, к тому, что должен был кто-то видеть убийц: или когда они в тот коридорчик заходили, или потом, когда выходили, — прояснил свою мысль Борис.
— Не обязательно, господин Ревский. Там непо-далеку-с черный ход имеется прямо на улицу.
Ревский, отодвинувшись от стола, положил ногу на ногу в лакированных штиблетах, смахнул несуществующую пылинку с колена, обтянутого английского твида брючиной, и повысил голос:
— А кто же все-таки зазвал Аньку на место убийства?!
До сих нор покорная в полупоклоне фигура Яши дрогнула, он распрямился, бросил на Ревского недовольный взгляд и вспылил:
— Вы к чему торочите, барин? Анну Сергевну мог кто угодно туда зазвать, хоть хипесница Гунька, хоть Танька Черная.
— Не было о тот час в кабаре ни той, ни другой, — зловеще проговорил Борис и вдруг вскочил, выхватил револьвер и впечатал дуло Яшке в лоб с криком: — Ты, мерзавец, знаешь ли, где я служу?
Прекрасно знал Яша и былую службу Бориса на Департамент полиции, и нынешнюю — на ЧеКа, которая расследовала в «Версале» обстоятельства гибели шлюхи Брошки. Поэтому он, «лакей с подначкой», как еще называли официантов за хитроумие, подумал о возможной осведомленности Ревского о том, что именно Яшка вызвал Аню из кабинета от Мари, бывшую подругой Орлинского, через которого его собутыльник Боря опять-таки мог это узнать. «Трактирный монах» испугался еще и потому, что был в курсе дела, что Ревский «втыкает марафет», а кокаинист в припадке истерики способен убить.
Однако прожженный Яков и с револьвером у лба попробовал выйти из положения:
— Господин Ревский, барин милый ты мой, я ль Аньке не желал-с добра-то? Ты послухай, — гнусавил он, слезы задрожали в его глазках с красными прожилками, отчего Ревский в некотором замешательстве опустил револьвер и сел. — Мы ж с Анной Сергевной в кабинетах как работали! Как ее кто приглашал с собой посидеть, она первое — фрукты спрашивала. Они ведь без прейскуранта у нас идут и дороже всего в счет пишутся. Позовут ее в кабинет, а она: «Я вам как другу-знакомцу говорю — ничего, ах, кроме фрухтов, симпатичный господин товарищ, не могу!» Ровно дохтор ей прописал фрухты только есть! Приказывают фрукты… Если посолидней гость, то подороже ему, а попроще — подешевле. А она начнет сейчас же от всего пробовать: виноград от всех веток отщипнет, яблоко укусит, да ей не понравится, грушу порежет или колупнет, персики пальцем потычет. А кто сидит, стыдно тому чево не позволить и даму приятную обидеть. Попал и молчит! А потом Аннет и кушанья самые дорогие также заберет, хор тебе велит позвать, метрдотелю на чай подарить. Как липку клиента сработает, особенно если в подпитии он попался. Всем нам была польза…
Агент убрал револьвер, но достал табакерку с кокаином, понюхал и уставился на Яшку блестящими глазами.
Официант сник, потому что такому Ревскому ему расхотелось забивать баки, а тот осведомился:
— К кому ты Аннетку на убийство вызвал?
— К «ямнику» Мохнатому и гаврилке Сеньке Шпакле, — вынужден был выдать уголовных Яков впервые за свою карьеру.
Обслуживая Ревского в разных ресторациях Питера с императорских времен, Яшка всегда опасался этого аристократического беспощадного проныры, и особенно — теперь, в совершенное беззаконье, когда сотрудник ЧеКа имел полную возможность расстрелять за что-то — в первом попавшемся месте такого вот «лакея на подначке», старого «царского» холуя, как он. К тому же, не очень опасно Якову было предательство: Шпакля в бою под Марлево убит, как Яшка уже знал, а Мохнатый после провала его «малины» скрылся из Петрограда.
— Неси водочки и закусить куропатки на канапе, с салатом, — милостиво распорядился Ревский.
Когда Яша накрыл, Борис движением руки задержал его, выцедил рюмку, ковырнул закуску и объявил:
— Теперь о Гавриле рассказывай!
— Что-с? — осипшим голосом пролепетал официант. — Что-с, товарищ Ревский? Не-ет, смертный приговор сам себе подписывать не стану-с! Стреляйте сразу, все одно потом Гаврила меня кончит!
Агент усмехнулся, шевельнул рукой, от чего из — под рукава выскользнул