Он влетел в свою квартиру, скидывая тужурку на ходу. Забежал в гостиную к отцу Феопемту, разбудил его и попросил отсюда не выходить. Резидент включил в бывшей комнате Мари свет, откинул гардины и, успокаивая дыхание, сел за столик у окна с книжкой в руках. Краем глаза он увидел, что и в комнате, где он только что был, тоже мелькнул отблеск света, скорее всего от керосиновой лампы.
«Для опережения Целлера времени в обрез, — думал агентурщик, не забыв для видимости перелистывать страницы книги. — Ровно столько, сколько потребуется сейчас сменщику Трохи для того, чтобы вернуться на Гороховую и доложить о гибели товарища. Там из-за такого происшествия могут немедленно связаться с Целлером даже на дому. И тот вполне способен решиться на мой арест! Надобно напрямую обращаться к Урицкому!».
Орловский не торопясь поднялся и вышел из комнаты, потом пронесся к своей, не видной из двора спальне, где стоял телефонный аппарат.
С ПЧК его соединили быстро, он доложил дежурному:
— Председатель шестой уголовно-следственной комиссии Петроградского комиссариата юстиции Орлинский. Имею срочное донесение лично товарищу Урицкому по делу государственной важности! Оно не терпит отлагательства. Можете сообщить об этом Моисею Соломоновичу домой?
— Зачем домой? — ответили в трубку. — Товарищ Урицкий у себя в кабинете, сегодня с вечера домой не уходил. Сейчас ему доложим, ждите.
Минут через десять Орловскому объявили, что Урицкий примет его по неотложному делу. Резидент, изображая на всякий случай, что готовится ко сну, погасил свет. В темноте на ощупь открыл тайник и извлек оттуда три рапорта сотрудников утро, уличивших вместе с ним в «Астории» Густавсона. Предупредил отца Феопемта о событиях и отправился в ГпЧК.
На Гороховой ему уже был готов пропуск, и молоденький сотрудник, вызванный на проходную дежурным, провел Орловского к кабинету Урицкого.
Войдя в него и взглянув на фигурку председателя ПетроЧеКа в темном костюме, по небольшому росту как бы выгладывающего из-за стола, Орловский невольно сравнил его с Густавсоном. Только у этого крахмальная рубашка под галстуком была со стоячим воротничком, какие носят к фраку или смокингу, а главным отличием Урицкого являлось пенсне на шнурочке. Оно увенчивало его горбатый хищный нос и заставляло, очевидно, слабодушных воображать что главчекист города видит все насквозь.
— Моисей Соломонович, — начал Орловский с порога, — я знал товарища Дзержинского до революции. А последний раз мы виделись с Феликсом Эдмундовичем в этом месяце в Москве, где я помогал ему в некоторых вопросах на Лубянке…
На этом многозначительном месте наркомюстов-ский комиссар остановился у стола, и не решавшийся его перебить Урицкий любезно указал на стул напротив. Орловский сел и закончил:
— Я продолжаю работать по личному заданию товарища Дзержинского в Петрограде. А когда уезжал из Москвы и спросил его об отношениях с Петроградской Чрезвычайной комиссией, Феликс Эдмундович сказал буквально так: «По любому вопросу можете обращаться от моего имени к Моисею Соломоновичу».
— Что же вас привело ко мне? — с крайней озабоченностью проговорил Урицкий.
Орловский выложил перед ним рапорты сотрудников утро. Тот впился в них глазами, стал читать, быстро переворачивая листки.
Потом, поправив пенсне, недоуменно произнес:
— Мне Целлер об этой истории не докладывал.
— Золото, с каким попался в «Астории» Густав-сон, изъято им при обысках. Яков Леонидович покрывает Густавсона так же, как и других своих приближенных: комиссаров Бенами, Косселя, — тем же образом преступающих долг службы. Я не предоставлял вам свидетельств и не докладывал об этой теплой компании, свившей возле товарища Целлера змеиное гнездо, лишь потому, что пребывал в уверенности, что сам Яков Леонидович пресечет их действия. Только поэтому я и отпустил в «Астории» Густавсона, но всему наступает предел! Теперь, когда подчиненные Целлера вошли в преступные сношения с уголовниками на пофанпунктах, я вынужден открыть вам на все глаза как личный агент товарища Дзержинского.
— А что на границе происходит?
Орловский изложил обстоятельства сотрудничества чекистов с гаврилками по грабежу отъезжающих, закончив еще двумя именами, сообщенными ему Мотелем:
— Большую активность в этих делах, например, проявляют товарищи Матин и Ковалев.
Урицкий утомленно потер виски и попросил:
— Товарищ Орлинский, пожалуйста, подождите в коридоре, я должен кое-что уточнить. Я вас позову.
Орловский вышел за дверь, понимая, что непросто Урицкому взяться за своего любимчика Целлера, ведь тот по рекомендации именно Моисея Соломоновича попал на свой пост и вступил в коммунистическую партию.
Резидент успел пустить события в нужное ему, а не Целлеру, русло. Теперь возражать на предъявленные Орловским обвинения и заявления было почти невозможно. На Густавсона имелась документация, по другим же названным чекистам скрупулезно поработали Ревский и Мотель, а значит, стоило тех допросить, как это принято на Гороховой, горохом, и посыплются показания.
Спустя полчаса Урицкий выглянул из кабинета и пригласил Орловского. Моисей Соломонович впереди него пробежал за стол, плюхнулся в кресло, словно ноги плохо его держали.
Он потеребил шнурок пенсне и произнес извиняющимся тоном:
— Простите, что заставил вас ждать. Да, похоже, что вы в немалом правы… Я сейчас сделал несколько звонков, уточняя ваши заявления по этому ряду сотрудников. Оказывается, и среди наших товарищей уже созрело большое недовольство против шайки, которую Целлер сколотил вокруг себя. Спасибо вам за революционную бдительность! Если увидите Феликса Эдмундовича раньше меня, передайте ему мой пламенный коммунистический привет!
На улице уже светало, когда Орловский выбрался из ЧеКа. Шпиль Адмиралтейства незыблемо пронизывал оживающее небо. Резидент неторопливо шагал к своему комиссариату. С грустью в сердце думал, что совсем скоро наступит лето, которое ему, видимо, придется провести в этом испоганенном кровавыми шутами когда-то великолепнейшем городе Империи. Его высокородие был счастлив, что удостоен Богом чести одним из последних ратников русского царя сражаться за Веру, Его Величество и Отечество.
Весь этот день он потратил на то, чтобы навести справки о разразившихся на Гороховой событиях. Орловский под разными предлогами посылал в ПЧК своих сотрудников, звонил всевозможным знакомым из советских учреждений, которые были близки с чекистами или вхожи к ним. Он пристально следил за тем, как Урицкий наводит порядок у себя в застенке.
К концу рабочего дня результаты операции Орловского превзошли его ожидания. По приказу Урицкого были арестованы и отданы под следствие пятеро чекистов со следующими обвинениями: комиссар Густав-сон — «за намерение присвоить ценности, отобранные при обысках, а потом бежать»; комиссары Бенами и Коссель — «за шантаж, присвоение денег, изъятых при обысках, и ряд мелких уголовных дел»; разведчики Матни и Ковалев — «по делу о разбойных налетах на погранпунктах». На время следствия их начальник Целлер был отстранен от должности.