Густавсон попался из-за своей предосторожности и на такой мелочи, будто желторотый. Теперь он вынужден был прибегнуть к авторитету его могущественной организации:
— Я не все могу говорить при посторонних.
— Хорошо. — Орловский скомандовал парням из утро: — Уведите гражданина Ревского и подождите в коридоре.
Они остались одни. Густавсон тоскливо глядел, как Орловский закрыл портфель с деньгами и положил его на кровать. Он попытался приосаниться, казаться уверенным и внушительным, но сумел лишь жалостливо посетовать:
— Совсем по-другому вы себя у нас на Гороховой вели, Бронислав Иванович.
— Так по иным делам я туда и заходил. Мы с вами да с Яковом Леонидовичем как коллеги беседовали о делах, а теперь вы оказались в темной компании с кучей купюр и золота.
— Надеюсь, вы понимаете, что речь идет о чекистской операции? Я делал вид, что собираюсь продать золото этому Ревскому, чтобы выйти на спекулянтов, стоящих за его спиной.
— Вот как, Роман Игнатьевич? Значит, во избежание дальнейших недоразумений я могу сейчас позвонить товарищу Целлеру или Урицкому, и любой из них подтвердит ваше задание?
— Нет! — в панике воскликнул Густавсон и вытер носовым платком вспотевший лоб. — Это была только моя идея, начальство не в курсе.
Орловский усмехнулся и заговорил нравоучительно: — Вы не забыли, что я председатель наркомюс-товской комиссии и по рангу выше вашей должности в ПетроЧеКа? Мой пост позволяет мне на равных обсуждать вопросы правопорядка с Яковом Леонидовичем и непосредственно обращаться к товарищу Урицкому. С какой стати, поймав вас с поличным, я должен вам верить?
Роман Игнатьевич умоляюще посмотрел на него.
— Мы должны как-то договориться.
— Как? — с недоумением спросил наркомюстов-ский комиссар.
— Во-первых, объясните, пожалуйста, Бронислав Иванович, откуда вы узнали о моем свидании с Ревским? Поверьте, интересуюсь лишь для того, чтобы знать, многие ли в это посвящены. Не подведет ли кто-то, если нам с вами удастся законспирировать данное происшествие?
— Не хитрите, Роман Игнатьевич. Вы должны понимать, что о подобных операциях знают- только по службе, и в нашем комиссариате без моего разрешения никто не станет разглашать такое. А узнал-то я о вас с Ревским обычным порядком — агентурным. Филеры, работающие в «Астории» по другому сыску, доложили мне о вашем тут появлении — комиссаров ЧеКа наши агенты знают в лицо. Я сегодня вечером был в своем кабинете, чтобы руководить возможным арестом здешней группы преступников.
И мне показалось странным, что чекист доверил некое свое имущество первому попавшемуся портье, а потом, болтаясь по фойе и этажам, проверяется на «хвост», словно сам поднадзорный.
С затаенной злобой глядел на него Густавсон, прекрасно знающий, что начальник Орловского, да и все из их наркомюстовского гнездышка с благословения Зиновьева пытаются при помощи левых эсеров ликвидировать ПЧК, и не смог удержаться от возмущения, перейдя на «ты»:
— Как же твои ищейки смеют наблюдать за чекистской операцией?
Орловскиий изобразил смущение:
— Да они потому и доложили, что сдрейфили. И мне пришлось лично выезжать, чтобы разобраться в обстановке.
Коротышка вскочил, забегал по комнате.
— Разобрался — взломал дверь и ворвался!
— Это уж я после того, как портье сообщил, что у тебя в кошеле золотые червончики. Он бдительный оказался, давно утро помогает. Ты не ори, Густавсон! Думаешь, я хоть одному твоему слову поверил про опера-а-цию? Под трибунал пойдешь, контра! Заветы Феликса Эдмундовича на золото променял, гад! — закричал Орловский на съежившегося, вобравшего голову в плечи чекиста.
Густавсон ринулся к кровати, схватил монеты в пригоршни и воздел руки к Орловскому.
— Бери все, Бронислав Иванович! Только отпусти!
— Сдай оружие, гнида! — приказал комиссар с Екатерининской.
— Бронислав Иванович, у меня еще золото есть! Все твое будет! Пощади! Ведь я знаю, как ты не хуже меня делишки проворачиваешь! При помощи такой же сволочи, как этот Ревский, устроил ограбление кабинетика-то своего! Посписывал немало под это. А сколько ты гребешь от буржуев, офицерья, каких за границу сплавляешь?
Резидент возликовал про себя, что Густавсона понесло. Откровенного жулика и запугать, и дезинформировать легче. И чтобы окончательно сломить его, Орловский гневно воскликнул:
— Как ты, негодяй, можешь меня, соратника Феликса Эдмундовича, преданного партийца, в таком обвинять?!
Однако результат оказался обратным. Неожиданно чекист рассмеялся, от привычной демагогии он, напротив, успокоился и заметил:
— Всем, Бронислав Иванович, жить нужно. Сегодня я тебе попался, а завтра — ты мне. Ведь ты у нас н а крючке давно сидишь. Чего с Колотиковым-то сотворил? После визита к тебе и отчета нам исчез старик.
— Нуда чижика-пыжика убил и в Фонтанке утопил, — ухмыльнулся Орловский. — Пугнул немножко я Колотикова… А зачем было подсылать новичка в нашем деле? Не уважает меня Яков Леонидович.
— Ошибаешься. Я на месте Целлера давно б о тебе Урицкому доложил, а он все по старинке страждет накопать прямые доказательства.
— Ты что поешь?! — гневно оборвал его Орловский. — Как же ты собираешься Целлеру докладывать, ежели я тебя отпущу, поганый ты стручок?!
— Помилуйте, Бронислав Иванович, за глупо вырвавшиеся слова, — осекаясь, взмолился Густав — сон. — Не серчайте на меня, дурака, пожалуйста. Все для вас сделаю!
Орловский расслабленно откинулся на спинку дивана и, чеканя слова, проговорил:
— Верный человек у Целлера мне нужен. Коли будешь обо всем, что происходит на Гороховой, информировать, отводить от любой моей деятельности наветы, провокации и так далее, будем ладить. Ежели нет… Нетрудно тебе сообразить, почему я с собой взял троих сотрудников. Все они свидетели твоего задержания с поличным. Я с каждого из них сниму рапорт о произошедшем сегодня в номере гражданина Ревского в «Астории». Пусть лежат бумаги в надежном месте, но они тотчас окажутся где надо, ежели вдруг случайно пристукнет меня пьяный прохожий на улице.
Опытному в шантаже Густавсону не требовалось разъяснять последствия, он согласно кивал вслед словам собеседника и лишь осмелился спросить о самом животрепещущем:
— А как с золотом; может, отдашь?
— Конечно, забери, Роман Игнатьевич, — великодушно разрешил Орловский. — Только не вздумай его больше Ревскому продавать, — уточнил он, так как Ревский при любых обстоятельствах не мог расплатиться сам, а деньги требовалось вернуть в Комиссариат юстиции.
Глава вторая
Красный комиссар Бронислав Иванович Орлинский и руководитель белогвардейской Орги Виктор Глебович Орловский, един в двух лицах, находился в самом горниле революционных преобразований и, будучи едва ли не круглосуточно занятым злободневными делами, с утра до вечера пропадал на службе. Помимо решения главных задач, ему требовалось