Ганс вложил Боруху под мышку коробку с шахматами, которые тот привез из Вроцлава и всюду носил с собой. Чьи они были? Кажется, дедушки, который научил Боруха играть. В последнее время он не сидел за шахматами — быть может, потому что белая королева теперь обитала в комнате Ани. Катарина мельком видела фигуру, когда избавлялась от улик, но не придала этому значения, а теперь вдруг вспомнила. Аня тоже приблизилась к лодке. Она вложила Боруху в руку какой-то пожелтевший листок, похожий на письмо, — одно из тех, которые Катарина так и не успела сжечь.
Слезы вскипали на глазах, и Катарина впервые дала им волю. Никто не смотрел на нее, не оценивал — больше не нужно было соответствовать, тянуться, прилагая сверхусилия. И Катарина разрешила себе быть обыкновенным человеком. Обыкновенной женщиной. Матерью, потерявшей ребенка.
Наконец вперед вышел Макс. Он сложил руки перед собой и заговорил — громко, чтобы его слышали все:
— Мои дети. Сегодня мы прощаемся с Борухом, который ушел от нас слишком рано. Я разделяю ваши горе и боль. И все же я должен сказать: я рад, что вы все еще живы. Вы доказали, что можете защитить себя и своих друзей, когда на вас нападают.
На лицах детей расплылись довольные улыбки. Макс нечасто хвалил их, и они привыкли жадно хватать каждую крошку его расположения. Катарина перехватила недоуменный взгляд Ани: хоть девчонка не понимала ни слова по-немецки, довольные лица детей ее смутили. Неожиданно Катарина поняла, что благодарна Ане — за этот хмурый взгляд, за письмо, которое она положила Боруху. За то, что пыталась его защитить. От этого нового чувства стало жарко до боли и ломоты. Так бывает, если заморозить руки, а потом долго отогревать их у огня. Катарина уставилась на носки своих ботинок, чтобы больше не встречаться с Аней взглядом. Каждое слово Макса взрезало ее наживую.
— Борух был необыкновенным мальчиком, как все вы. Но у него было очень мягкое, сентиментальное сердце. К сожалению, в наше время это слабость, которой могут воспользоваться наши враги. Однако то, что Борух отдал жизнь, защищая замок, делает ему честь. И мы воздадим ему должные почести.
Макс кивнул — мальчики толкнули лодку, и быстрое течение подхватило ее. Река понесла тело Боруха, подбрасывая на черных волнах. Вперед выступил Микаэль. Он взял на изготовку лук, вытянул стрелу и уложил ее на тетиву. Наконечник стрелы был обмотан какой-то ветошью. Макс подошел к Микаэлю, достал зажигалку и поджег стрелу — ветошь жарко вспыхнула, пламя захлопало на ветру живым флагом. Микаэль прицелился с навесом, чуть выше уплывающей лодки, и выстрелил. Огонек сорвался ввысь, описал красивую дугу и упал точно в солому. Она мгновенно занялась, и вот уже целый костер полыхал посреди реки, уничтожая Боруха и все, что было с ним связано.
То, что произошло, казалось еще более странным, чем речь Макса. Красивым — но неуместным для Боруха. Пока мальчик был жив, все помнили о том, что он еврей — даже если делали вид, будто им все равно. Но стоило ему погибнуть — и происхождение больше не имело никакого значения, как и вера. Макс не стал хоронить его по иудейскому обычаю. Он снова поступал так, как считал нужным для своих целей. Катарина пыталась поймать взгляд Макса, но тот, как нарочно, не смотрел ей в глаза.
— Скорбим вместе, — произнес он, завороженно глядя на то, как огонь полыхает на воде и как горящая лодка медленно разваливается и идет ко дну. — Но не забывайте, что каждый бой укрепляет нас. И только сильные, трудолюбивые и умные построят наше будущее. Будущее, в котором больше не будет врагов!
Воодушевленный этой речью, Ансельм захлопал, к нему тут же присоединились другие. Катарина и Аня снова обменялись тяжелыми взглядами. С напускным смущением выслушав овации, Макс позвал всех в замок.
— Аня, — бросил он уже спиной, уверенный, что она побежит за ним.
Но Аня будто не слышала. Она замерла, глядя на последние языки огня, которые гасила вода. Макс, окруженный детьми, поднялся по крутому берегу, слуги и Эберхард — тоже. Тогда Катарина шагнула к Ане и взяла ее за руку.
— Ты должна кое-что увидеть. Идем.
Лицо Ани вытянулось от удивления, но все же она кивнула. Тогда Катарина повела ее петляющей тропой через лес и вскоре вывела на пустошь. Отсюда замок был как на ладони. Ветер гонял по бесприютной равнине сухие листья и ветви кустарников. Под ногами у Катарины хрустнули камешки. Она присела и разгребла жухлую побуревшую траву.
— Смотри, — позвала она. — Борух не первый, кто погиб в этом замке.
Аня опустилась рядом, осторожно потрогала камни, выложенные кельтским крестом. На самом крупном в центре было написано имя.
— Здесь лежит Гуго, — объяснила Катарина. — Мальчика застрелили во время тренировки. Случайность, так сказал Эберхард. Я не знаю, кто его убил. Дети молчат.
Она приподнялась, прошла вперед и чуть влево.
— А вот здесь лежит Амалия. Там дальше — Хильда и Генрих, Эльза, Эрна…
Аня выпрямилась и огляделась, не веря своим глазам. Если не знать, что это кладбище, то и впрямь не догадаешься.
— Это все… дети? И они все погибли в замке? От тренировок?
— Некоторые да. Например, Эрна утонула в реке. Другие же… — Катарина кивнула на дальний край кладбища. — Там Абель, Кристоф, Лотар и Фридрих, Герман, Франц… Весной их забрал адмирал Канарис, увез на войну. Эберхард установил камни, но тел под ними нет. Я не знаю, в чьей земле они лежат.
Аня медленно ходила от одной могилы к другой, вчитываясь в имена, будто хотела запомнить каждое. Она прижимала кулак ко рту, и Катарина увидела, как зубы впиваются в пальцы все сильнее и сильнее. Вот она всхлипнула. Катарине стало жаль ее, и потому она, отряхнув руки, безжалостно закончила:
— Борух мог бы жить, но Макс выбрал защищать