— Он не страдал, — тихо сказала Далия, подойдя и взяв Катарину за руку. — Герр Нойманн сделал так, чтобы он ушел без боли.
Если бы не герр Нойманн, подумала Катарина, Борух был бы жив. Горечь и обида мешались на языке и превращались в слова, о которых она могла бы пожалеть, поэтому Катарина сдержалась. На рассвете она оставила Боруха, чтобы встретить слуг, дать распоряжения об уборке и выяснить у взволнованного Ганса, куда Макс увез их дорогую гостью. Затем поднялась к своему пленнику, еще не уверенная, что это хорошая идея — рассказать ему про дом в лесу и отпустить. Катарина проверила его пистолет: в нем не хватало патронов, а значит, он стрелял этой ночью — но в кого? В Боруха? И что ему помешает убить Макса, если они снова сойдутся? Все, что могла Катарина, — поверить ему на слово, поэтому колебалась.
Но потом Макс и Аня спутали все ее планы. И теперь солдат в темнице, а русская не отходит от Макса ни на шаг. Все, что доставалось Катарине, — искры от чужого пламени. Когда она выходила из флигеля, серая от горя, вымотанная смертью, Макс подошел к ней и обнял — нежно, но без страсти. Так обнимают сестру. Так обнимают женщину, к которой давно привыкли. Аня смотрела на них издали, но Катарине было все равно.
— Я рад, что с тобой все в порядке.
Макс поцеловал ее в висок, и сердце по привычке глупо затрепетало, готовое вылететь из груди по первому зову. Оно поднялось к самому горлу, а затем скатилось куда-то вниз тошнотворным комком, когда Макс болезненно сжал ее запястье и колко, убийственно прошипел:
— Только скажи, дорогая, что этот русский делал в твоей спальне?
Как электричеством, прошибла знакомая ревнивая нота — еще с тех времен, когда Макс не делил ее ни с кем. Тогда ему бы и в голову не пришло посоветовать ей найти кого-то «равного», оттолкнуть, словно приевшееся блюдо. Тогда он готов был разорвать ее на части за любой неосторожный взгляд или улыбку. Эта ревность одновременно будоражила, словно Катарина жила с драконом, и льстила.
Теперь же Катарина чувствовала: Максу безразлично, сколько мужчин спит в ее постели. Он боится предательства иного рода.
— Я подумала, — как можно спокойнее ответила она, — что этот русский будет тебе полезен. Я усыпила его бдительность, пообещав встречу с тобой.
— И вот мы встретились.
— Да.
— Ты узнала его?
— Конечно. Сразу, как увидела. Он чуть не убил тебя тогда в Мадриде — как я могу забыть?
Она дотронулась до его левой руки в перчатке, но Макс отдернул ладонь. Пуля, пробившая насквозь эту руку, застряла где-то между ними и медленно разрывала все, что их связывало. Катарина чувствовала, как дрожат последние нити. Нужно было сохранить хотя бы их.
— Наш мальчик, Борух… Его надо похоронить.
Макс раздраженно дернул плечом:
— Скажи Эберхарду, он разберется.
Аня поднялась со скамьи и направлялась к замку. Макс с тревогой глядел ей вслед, будто забыв о Катарине. Нити звенели, натянутые до предела. Хотелось схватить его, развернуть к себе, крикнуть в лицо: «Посмотри на меня! Посмотри, потому что я исчезну, если ты обо мне забудешь!» Но проще было раздеться догола прямо посреди двора, чем произнести это вслух.
— Эберхард закопает его как собаку, — сказала Катарина. — А Борух погиб, защищая замок.
— Он умер в бою? — Кажется, в голосе Макса появился слабый интерес.
— Да, Макс. Он умер в бою.
— Тогда распорядись, чтобы Ганс приготовил лодку. Завтра утром мы проводим его, как должно.
И Катарина — как должно — отправилась выполнять приказ, а потом занялась своими обычными обязанностями. Ничего другого от нее и не требовалось больше. Вечером, проходя мимо гостевой спальни, она услышала скрип, шепот и стоны, словно Аня мучилась от боли. Катарина ускорила шаг, кусая до крови губы, а потом долго и с упоением расчесывалась у зеркала, представляя, что это Макс гладит ее по голове. Ее спальня была вся усыпана облетевшими розами и черепками разбитого кувшина, постель пахла чужим немытым телом. Слуги весь день наводили порядок в замке, а про ее крохотную комнатку у лестницы забыли — как нарочно. Катарина сама перестелила простыни и убрала мусор, чтобы ничего не напоминало об утреннем происшествии, если Макс по старой памяти решит зайти и к ней.
Она просидела без сна почти до рассвета, но он так и не пришел.
Утром мальчики вынесли из флигеля простой дощатый гроб, наскоро сколоченный Эберхардом. Ансельм захотел сам нести Боруха, Гюнтер и близнецы ему помогали. Остальные дети шли следом, притихшие и даже торжественные. Один из мальчиков, Микаэль, взял с собой лук и колчан со стрелами. Все слуги во главе с Гансом тоже шагали за гробом, а за ними — Макс об руку с Аней. Катарина плелась в хвосте, стараясь смотреть только себе под ноги. Эберхард кряхтел рядом, хромая.
— Жалко, что так вышло с этим жиденком, — бормотал он. — Я думал, успею сделать из него человека.
— Он бы выжил, если бы ты остался в замке вместе с детьми, — процедила Катарина.
Эберхард хмыкнул:
— Ты знаешь, что герр Нойманн так распорядился. Это было их домашнее задание — Борух не справился… Ты слишком привязываешься к ним.
Катарина взглянула на Эберхарда сверху вниз так, чтобы он понял: еще одно слово — и хоронить сегодня придется двоих. Пустая беззубая угроза. На Эберхарда у нее не было никакого влияния: Макс сам познакомился с ним в Мадриде и предложил хорошую должность за хорошие деньги. И хотя ей никогда не нравился этот бессердечный солдафон и его арийские замашки, приходилось как-то уживаться в одном замке. К счастью, Эберхард старался лишний раз не злить Катарину, подозревая о покровительстве герра Нойманна.
Теперь же ее положение серьезно расшатывала рука Ани в руке Макса. Эберхард был калекой — но точно не слепым. Он криво улыбнулся Катарине и, покачав головой, прибавил шагу.
На берегу реки уже ждала лодка — Ганс подготовил одноместную, похожую