Тогда инспектор Дятлов, то есть Орлов, сам решил действовать. То есть глубоко вздохнул и полез в сказочное зеркало. А чего ему бояться, неуязвимому?
Глава 20
На распутье
Маленькая кикиморка высунулась из ивняка, чтобы получше разглядеть худенькую светловолосую девочку, похожую на феечку, озирающегося по сторонам высокого богатыря, похожего на очередного заблудившегося Ивана, и домового, совсем не похожего на того, что недавно притащила обратно в дремучую чащу на краю гиблого болота Баба Яга. Этот тоже был всклокоченный, но бородатый и с носом картошкой. И ругался он не как тот домовой, а как собака какого-нибудь заблудившегося грибника. Маленькая кикимора вздрогнула, вспомнив одну такую очень страшную собаку.
В то утро кикиморка еле успела зарыться в мягкий болотный мох и чудом спаслась. Впрочем, чудеса в сказках – привычное дело.
Собаке надоело гавкать, она погналась за зайцем и убежала. Грибник ушёл следом и больше не возвращался. Может, заяц был Кощеев, с яйцом и иголкой внутри, и поскакал к своему хозяину. Тогда понятно, куда они все подевались.
– Куда она зеркало закинула, а? Карга старая! На болото отправила! На погибель! Грымза вероломная! – ворчал носатый домовой.
– Ку, – согласилась кукушка в дремучей чаще и затихла.
– А где же нам Кузю теперь искать? – Светловолосая девочка принялась оглядываться по сторонам.
Кикиморка шмыгнула в ивняк и притворилась веточкой.
– Да не бойтесь, эти болота – мой дом родной. Триста лет тому назад я тут от души покуролесил. Меня теперь каждая кикимора знает.
Кикиморка в ивняке тряхнула листиками. Триста лет назад её ещё и на болоте-то не было, не родилась она. Врёт домовой про каждую кикимору и не краснеет. Правда, этот почему-то покраснел и заулыбался.
– Тут и кикиморы водятся? – подпрыгнула девочка и чуть не угодила в трясину. – Как интересно, да, пап?
– Безумно, – ответил ей высокий заблудившийся Иван. Видно, он приходился ей батюшкой. – Нафаня, ты сможешь нас вывести?
– А то! Пойдёмте, друзья.
– Пойдём спасать Кузю! – Девочка побежала за домовым.
Её батюшка ещё немного потоптался на кочке, дёрнул бровями, вздохнул и двинулся следом. И кикиморка еле успела выскочить из ивняка, потому что в её куст уже лез бородатый домовой.
– Сюда, человеки! За мной! – услышала кикиморка, но решила не оборачиваться.
Во-первых, она не человек. Во-вторых, пусть лучше эта шумная нечисть поскорее убежит по потайной тропке из её уютного болота. В-третьих, из старинного зеркала, прислонённого к чахлому еловому сухостою, вывалились ещё какие-то – не упыри, не вурдалаки, не Иваны-дураки. Хотя кто их, Иванов, знает? Умный-то человек так на болоте не орёт. Леший шума не любит. Леший за такое может и шишкой в голову, и веткой в глаз. И кикиморы громких не любят, пугаются. Ну их всех, окаянных. Одни орут, другие горланят на всю чащу.
Но Нафаня не горланил, а напевал весёлую песенку, показывая дорогу своим друзьям. Птички-невелички в кронах подсвистывали ему в ответ.
Долго ли, коротко ли шли они по тропинке – про то нам неведомо. А ведомо, что вышли они на лесную поляну. Посреди той поляны топталась на длинных когтистых куриных ногах, потряхивая черепами, костями и паутиной, побрякивая гнилым бочонком и шурша пучками болотных трав, изба.
– Эй, Баба Яга – костяная нога, деревянная ступа, нос кривой, а глаз слепой! Выходи к нам подобру-поздорову, пока мы твой курятник не распотрошили! – гаркнул Нафаня таким зычным голосом, что с сосен посыпались иголки, попадали белки, выпь взвыла на болоте, громко булькнула и затихла.
– Теперь понятно, Нафаня, почему тебе целых три подъезда доверили, – восхищённо шепнул Наташин папа.
Дверь скрипнула и отворилась. Из темноты высунулась Яга, оправила модный деловой костюм, взбила причёску, дерзко сдула прядь со лба и тряхнула замотанного по самые глаза Кузю. Тот попытался выплюнуть верёвки, замычал, задёргался, а Яга ударила Метлой о порог так, что чуть не подожгла избу, – из-под Метлы в разные стороны полетели искры. Вокруг запахло бенгальскими огнями и горелой травой. Несчастный Кузя тут же покорно повис, тоскливо глядя на друзей.
– Кто тут орёт, спокойно спать не даёт?! Кто меня отвлекает – на себя беду навлекает?! А, это ты, Нафаня, старый дед? Куча лет тебе в обед!
– Так-то я на сто двадцать лет тебя моложе, язва ты болотная, – спокойно заметил Нафаня.
– Как некультурно, Нафаня, напоминать даме о её возрасте! Вы зачем припёрлись, пиявки доставучие? Не рады вам тут. Непонятно, что ли?
– Биться, – Нафаня вонзил палку в мох. – Биться не на жизнь, а на смерть! И только один уйдёт с этой поляны живым. А остальных проглотят болота эти зловонные!
– Нафаня, ты в порядке, вообще? Нас четверо – это раз. Два – у меня тут ребёнок, – прошептал Наташин папа и крикнул Яге: – Договариваться мы пришли, уважаемая Баба Яга! На мирные переговоры.
– А о чём с вами переговариваться? – ухмыльнулась Яга и плюнула в гнилую кадушку. – С чем вас вкуснее приготовить? Так я сама решу, соколики.
Яга снова стукнула Метлой. Из клюва-набалдашника вырвался огненный язык. Метла уже не дразнилась, а угрожала, шипя на путников, словно бешеная болотная гадюка.
– Давай меняться! – крикнула Наташа. – По-честному. Вы нам Кузю, а мы...
– Нафаню? Этого плешивого и жилистого? Нет уж, спасибочки. Все невоспитанные домовые ужасно невкусные. Жёсткие! Я его не прожую. Оставляйте себе! – загоготала Яга, словно подавившийся жабой хищный гусь-лебедь.
– Нет! А мы вот что!
Наташа достала сундучок и подняла его над головой.
Самоцветы засверкали. Блики на сусальном золоте замерцали всеми цветами, словно отражая лепестки сказочного цветика-семицветика, исполняющего заветные желания.
Яга больше не ухмылялась. Она, не моргая, смотрела на сундучок.
Тем временем Кузьма перегрыз свой верёвочный кляп и закричал:
– Нет! Не надо! Бегите отсюда! Да поживее! Сейчас весь мир волшебный погибнет!
– Зачем мне этот волшебный мир без тебя?! – крикнула Наташа в ответ и всхлипнула. – Ты мой друг! Мой самый лучший друг.
– Ну что вы плачете-то все? – всхлипнул Нафаня и утёрся рукавом.
– Это всё мыльные пузыри щиплют глаза, – отвернулся от всех Наташин папа.
– Вот тетёха непонятливая, – Кузя шмыгнул носом и вытер ладошкой щёку. – Что об печь головой,