— Значит, ты всё ещё продолжаешь отторгать какую-то часть себя. Живые любят это делать. Такая каша в головах вечно! С другой стороны, демонам было бы гораздо сложнее влиять на вас.
— И что теперь? Мне нужно найти и понять свои страхи, что ли?
— Вроде того.
— Ну пошли тогда, веди.
— А чего это я? — не понял Рэй. — Это твоё подсознание, ты и веди. Какие у тебя там ещё неприятные воспоминания?
— Это обязательно? — я недовольно скривился.
— Ты препрану видишь, чувствуешь? — он развёл руки в стороны и принялся оглядываться.
— Ты издеваешься?
— Что? Нет, конечно. Всё здесь это дым из препраны, и ты можешь этим управлять. Если всё буду делать я, то ты ничему не научишься.
— Ой ладно, понял, — я недовольно закатил глаза. — Шоковая терапия, как и ожидалось. Ищем страхи, значит.
Я постарался абстрагироваться, успокоиться. И перенестись в другое место. Но куда? Интернат? По хронологии вроде он должен быть дальше.
И тут я понял, что не помню, как он выглядел. Какого цвета там были стены? Пол? Точно, там была площадка во дворе с турниками, качелями и домиками-грибочками.
Как бы я не сосредотачивался, всё, что у меня получилось, это заставить труп отца исчезнуть. Это был просто кусок двора нашего многоквартирного дома. Его дальняя часть.
— Не выходит, — констатировал я факт.
— Значит, ты не всё уяснил из этой череды видений. Подумай.
Замечательный совет, конечно. Подумать, понимать бы ещё, о чём.
— О том, что значит для тебя это место и другие, которые ты посетил, пока меня не было, — сказал Рэй.
— То есть, ты и здесь мои мысли читаешь? Когда мы вдвоём в моей голове?
— А ты где-то видишь противоречие? Я всегда слышал твои мысли, только сколько не кричал, ты не отвечал. Помехи от своих воспоминаний глушили всё. Шёл на твой голос, но тут целый лабиринт. И откуда у тебя в голове столько хлама?
— Какого ещё хлама? — не понял я.
— Не важно. Ты лучше думай об этом месте. Что оно для тебя значит?
Было б это так просто. Я осмотрелся, обошёл весь кусок двора, освещённый фонарём, но дальше словно на стену натыкался. Но я не сдавался, начал давить и наконец пролез сквозь «стену», оказавшись в темноте. Впереди увидел тусклый свет… и вышел в тот же кусок двора, но с другой стороны.
Рэй смотрел на меня с усмешкой на губах, но комментировать ситуацию не стал.
Это место, это место… Здесь мы с мамой нашли отца, когда пошли его искать. Что же я тогда испытал? Мне было семь лет на тот момент. Очень давно.
Я попытался вспомнить. Даже встал на том месте, откуда открывалась максимально похожий ракурс. Что я тогда почувствовал?
Не сразу вспомнил, пришлось вернуться в тот самый день. Точнее вечер. Я закрыл глаза, представляя всё это. Как же тогда всё было?
Папа долго не возвращался, мы давно поужинали, еда остыла, он на звонки не отвечал. Мама очень нервничала, взяла меня за руку и мы пошли его искать. А потом…
Когда раздался плачь, открыл глаза и посмотрел вперёд. Молодая девушка рыдала над трупом. Я не видел её лицо, как и у отца, что странно. Почему до этого её видел и узнавал?
Что я ощутил… Одиночество. Мне хотелось, чтобы мама меня обняла и сказала, что любит, и что всё будет хорошо. Кажется, чуть позже я подошёл к ней и прикоснулся, но она будто и не заметила меня. И так двинулась… Мне показалось, что хотела смахнуть, будто назойливую муху.
Тогда я впервые задумался о том, любит ли меня вообще хоть кто-то?
После похорон друзья стали сторониться. Сейчас я понимаю, что им просто было неловко. Они не знали, как меня поддержать, а ещё сами боялись, им было неловко. Ведь у всех родители живы, а моего папы больше нет.
Но тогда я ощущал себя безумно одиноким и никому не нужным. Друзья оказались липовыми, да и мать, по сути, тоже. Она больше никогда меня не обнимала, не говорила добрых слов. Она вообще стала мало говорить.
Никому не нужный, нелюбимый. Никто. Исчезну, никто и не заметит.
Внезапный порыв ветра заставил меня упасть на спину, на мягкий ковёр осенней листвы. Как тогда, когда меня забирала из квартиры женщина из опеки. То же самое чувство, будто рушится любая надежда.
— Ты мне нужен, — внезапно сказал Рэй.
Я лежал, накрыв глаза предплечьем. И плакал. Слёзы сами лились от обиды и глубокого чувства горя. Будто дыра в груди ныла. Одинокий, никому не нужный, никем не любимый. Без семьи, без друзей.
Убрал руку и посмотрел, как он склоняется надо мной. Протянул ладонь вверх и погладил его по щеке. Мягкой, тёплой. Совсем как живой.
— Твоё подсознание изменяет мой внешний вид под тебя. Я не могу отрастить крылья, например.
Я схватил его за шею и уронил на себя.
— Просто заткнись, — прошептал я, обнимая его. Крепко-крепко. Живого, родного. Друга.
— Конечно друга, — пробубнил он недовольно. — А кто ж я ещё? Просто хранитель? Нет, конечно. Я лучше.
Но в ответ всё же обнял. И так хорошо стало. Я не один. Я нужен. А ещё ведь есть Мэйн, Арлейн. И даже Айлинайн. А как же Ширейлин? Квинтос, мой сокурсник со свободного. Мы так много исследований вместе провели. Торон, мой заботливый и самоотверженный друг, учится сейчас на втором курсе артефакторике.
Индарейн и Эльронис. С этими двумя я, наверное, проводил больше всего времени в магической школе. Первый всё грустил о том, сколько ответственности на него пытался нагрузить отец, а потом ещё и артефакт зелёного рыцаря сверху свалился. Бедный парень. Второй же нигде не пропадёт. Торгаш в душе, он найдёт способ куда пристроить свои таланты, в каких бы условиях не очутился. Но пока ему далеко, ещё почти три года учиться в школе. Надеюсь, они дружат с Тороном.
— И долго так лежать будем? — сказал Рэй спустя какое-то время.
— А тебе жалко, что ли? — улыбнулся я.
— Мне-то не жалко. Но времени у нас неизвестно сколько. На аванпосте тебя не хватятся, если неделю не будешь появляться? А месяц?
— Тут ты прав. Надо пробовать двигаться дальше.
Я отпустил его и сам