Бэкингем был ранен в лицо и в шею и взят в плен йоркистами. Лорда Дадли также ранило стрелой в лицо, а лорда Стаффорда – в кисть руки. Генри Бофорт, граф Дорсет, наследник Сомерсета, был ранен столь тяжело, что не мог идти и его пришлось отвезти домой на телеге, как и Уэнлока. Бенет говорит, что «все, кто воевал на стороне Сомерсета, были убиты, ранены или, по крайней мере, ограблены».
Сам Сомерсет оказался вовлечен в отчаянную рукопашную схватку, которая разыгралась под стенами постоялого двора, носившего название «Замок». Впоследствии ходили слухи, будто, увидев у себя над головой вывеску с изображением замка, он пришел в ужас и предался скорби, ведь когда-то прорицательница предсказала, что ему надлежит остерегаться замков. Его противник, возможно даже не кто иной, как Уорик, заметил, что он заколебался, нанес ему точно рассчитанный удар и убил на месте. Впоследствии он был погребен в аббатстве Сент-Олбанса, а его титул унаследовал его девятнадцатилетний сын, граф Дорсет, которого Шатлен описывает как «пригожего юного рыцаря». Памятная доска отмечает на углу Сент-Питерс-стрит и улицы, носящей теперь имя Виктория-стрит, место, где некогда располагался постоялый двор под названием «Замок».
Среди других знатных лиц, погибших в битве, были заклятый враг Уорика Генри Перси, второй граф Нортумберленд, и лорд Клиффорд; оба они были убиты во время уличных боев. Похитив все ценное, тела их раздели донага и обнаженными выставили на публичное обозрение. Сын Бэкингема Хамфри Стаффорд получил тяжелые ранения, от последствий которых в конце концов и скончался либо в 1455, либо 1458 году. Бенет пишет о «примерно сотне убитых, по большей части ланкастерских солдат». Уитхэмстед испросил у Йорка разрешения похоронить убитых и умолял его проявить милосердие в час его торжества подобно Юлию Цезарю. Цитируя Овидия, он просил, чтобы ничто не омрачало победу.
Результатом битвы при Сент-Олбансе, одной из самых коротких кампаний войн Алой и Белой розы, стало то, что Йорк сумел сокрушить придворную партию, лишившуюся своей опоры, Сомерсета. Вина за поражение Ланкастеров в значительной мере лежит на Бэкингеме, который роковым образом недооценил силы и искусство противника и выбрал неверную боевую тактику. Перед королевским войском стала почти неразрешимая задача – защищать одновременно все входы в город. У ланкастерских солдат было слишком мало времени, чтобы подготовить оборонительные сооружения, а Бэкингем, возможно, совершил ошибку, понадеявшись, что в какой-то степени от нападения их защитят окружающие здания.
Далее Йорк в сопровождении Солсбери и Уорика отправился на поиски короля, намереваясь взять под свою власть монаршую особу, и обнаружил короля в доме кожевника, где ему перевязывали рану. Когда Генрих осознал, что войско его разбито, от его прежней бравады не осталось и следа. Как отмечается в записках Стоноров, лорды-йоркисты, явившись пред очи короля, упали на колени «и принялись молить его о милости и прощении за то, что содеяли они в его присутствии, и умоляли его также проявить величие духа и вновь принять их под свое покровительство как верных своих вассалов, повторяя, что никогда в их намерения не входило ранить или оскорбить монаршую особу». По словам Бенета, услышав, что они объявили себя его «покорными слугами, король весьма приободрился».
Йорк оправдывал свои действия перед Генрихом, утверждая, что у него и у его друзей не осталось иного выбора, кроме как защищаться от врагов. Если бы они вняли призыву и отправились в Лестер, то были бы взяты в плен и умерли бы постыдной смертью изменников, «утратив все свои земли и имущество и навсегда покрыв позором своих наследников». По-видимому, Генрих удовлетворился этим объяснением и «смилостивился над ними и повелел им успокоить и распустить своих людей, дабы избежать отныне всяческой смуты в королевстве». А совсем рядом, в городе, победоносные йоркисты тем временем творили бесчинства. Аббат Уитхэмстед с ужасом взирал, как они буйствуют на улицах, мародерствуют и грабят, оставляя за собой опустошение и разрушения. Даже в аббатстве они похитили все, что попало им в руки, и пригрозили его сжечь. Потом туда явились их товарищи, предупреждая, что король и Йорк, в сопровождении вельмож и советников, прибыли на рыночную площадь и приказали им построиться и возвращаться в Лондон. Так аббатство было спасено.
Йорк лично передал королю весть о гибели Сомерсета. Некоторые историки утверждают, что от потрясения, скорби, стресса и последствий полученной раны Генрих вновь впал в состояние безумия, ведь, в конце концов, прошло всего пять месяцев с момента его выздоровления. Однако в пользу такой гипотезы не существует никаких тогдашних свидетельств, а лордом-протектором королевства Йорк будет вновь объявлен спустя еще целых полгода. Если вспомнить о затяжном характере прежней болезни короля, то можно предположить, что Йорка немедленно назначили бы на этот пост, если бы Генрих вновь обнаружил симптомы душевного недуга. Предоставим произнести последнее слово на эту тему Джону Крейну, который 25 мая писал Джону Пастону: «Что же касается монарха нашего и лорда, то он, благодарение Господу, сильно не пострадал».
Тот факт, что битва вообще произошла, потряс многих, даже ее участников, и вынудил йоркистов самым причудливым образом оправдывать свои действия, перелагая вину на плечи Сомерсета и придворной партии, чтобы тем самым избежать подозрения в измене. Тем не менее нельзя было отрицать, что они взялись за оружие и вступили в бой с армией, возглавляемой их законным монархом, а этого, по мнению многих, было достаточно, чтобы заклеймить их как изменников. Стремясь как-то смягчить эту враждебность, Йорк издал прокламацию, в которой описывал со своих позиций и битву, и те обстоятельства, что к ней привели.
Сражение при Сент-Олбансе отчетливо выявило глубокие расхождения между вельможами, а также охватившее все классы общества недовольство правительством, которое теперь могло, по-видимому, разрешиться только насильственным путем. Осознание этого факта на некоторое время заставило враждующие партии присмиреть. Ни одна из сторон не желала вооруженного конфликта; в особенности же король и большинство приближенных лордов преисполнились решимости никогда более не допускать подобных столкновений. Однако Ланкастеры и Йорки сейчас настолько погрязли в раздорах, что для соблюдения «королевского мира» от них потребовались бы сознательные многотрудные усилия. Тот факт, что на протяжении следующих четырех лет удавалось сохранять хрупкое перемирие, весьма красноречиво