Таутон стал для англичан глубочайшим потрясением. Жестокость столь беспрецедентных масштабов поражала даже в тот воинственный век, а миланский посланник заметил: «Всякому, кто задумается хоть сколько-нибудь о несчастии королевы и о множестве погибших в этой битве и вспомнит о лютой жестокости, царящей в этой стране, и о состоянии ума победителей, надлежит, мне кажется, молиться Господу за мертвых, но не в меньшей степени и за живых».
Во время битвы Генрих VI и Маргарита Анжуйская находились в Йорке. Вместе с Эксетером, Росом и доктором Джоном Мортоном, хорошо образованным, утонченным и проницательным священнослужителем, который впоследствии станет архиепископом Кентерберийским, но сейчас принадлежал к верным сторонникам Ланкастеров, они ожидали вестей о ее исходе. Узнав о сокрушительном поражении ланкастерского войска, в буквальном смысле почти уничтоженного, они решили спастись бегством, «уложили все, что могли увезти с собою», собрали свой обоз и бежали из города через ворота Бузем-Бар, двинувшись на север через лес Голтрис, а Маргарита в ярости поклялась отомстить дому Йорков. «Король Генрих и его супруга были побеждены, – писал Ваврен, – и потеряли ту корону, что Генрих IV, узурпировав трон, некогда силой отобрал у Ричарда II. Недаром говорят, что неправедно нажитое добро впрок не идет».
Эдуард IV, возможно, и одержал потрясающую победу, однако она оставалась неполной, пока Генрих, Маргарита и их сын пребывали на свободе и являли собой символ и средоточие сопротивления йоркистской власти, а его положение на троне обречено было оставаться непрочным, пока они не умрут или не окажутся у него в плену. Особенно, и довольно долго, станет в будущем досаждать ему королева.
«Одержав верх над Ланкастерами при Таутоне, – писал Ваврен, – король Эдуард возблагодарил Господа за славную победу. Затем пред очи его явились множество рыцарей, графов и баронов и стали вопрошать, что теперь содеять им ради всеобщего блага, и король ответствовал, что он не успокоится до тех пор, пока не убьет или не пленит короля Генриха и его жену или не изгонит их из страны, ибо он торжественно поклялся поступить так». Его лорды посоветовали ему двинуться на Йорк, так как слышали, что королева пребывает там со своими сторонниками, но, прежде чем они отправились в путь, король повелел казнить сорок два ланкастерских рыцаря и других взятых в плен во время битвы или после нее. Многие приверженцы Ланкастеров теперь выбирали изгнание, а другие, замечал миланский посланник, «покидали» короля Генриха и «смиренно склонялись перед новым королем». Теперь, когда многие лорды отреклись от своих прежних клятв и присягнули на верность Эдуарду, он мог упрочить свое положение и сделаться правителем королевства не только номинально, но и фактически. Многие полагали, что, ниспослав ему столь блестящую победу, Господь явил свое благоволение. Хотя все еще находились те, кто считал Эдуарда узурпатором, они теперь пребывали в меньшинстве; к тому же ланкастерская группировка не в силах была бросить вызов его власти. Тем не менее, несмотря на то что он контролировал большую часть Англии, Ланкастеры по-прежнему удерживали северные приграничные графства и несколько стратегически важных замков в Уэльсе.
Эдуард, зная, что должен заручиться поддержкой на севере, действительно помиловал нескольких северных вельмож, взятых в плен при Таутоне, включая брата Нортумберленда, сэра Ральфа Перси. Другим позволили бежать, а впоследствии даровали прощение. Лорд Риверс прибыл к Эдуарду и признал его законным королем, вслед за чем Эдуард простил ему его прежние ланкастерские симпатии и обещал помилование ему и его сыну Энтони Вудвиллу, каковое и было издано в июле того года. К марту 1463 года и лорд Риверс, и его сын были включены в состав королевского совета. Кроме того, король вознаградил тех, кто сражался на его стороне. Брат Уорика Джон Невилл проявил на поле брани такую доблесть, что король возвысил его, возведя в звание пэра и даровав титул лорда Монтегю.
В Страстную пятницу, 3 апреля, весть о победе короля дошла до лорд-мэра Лондона; герцогиня Йоркская узнала об этом на следующее утро, получив письмо, отправленное королем 30 марта. Весь ее двор в великом волнении собрался в главном зале замка Бейнардс, чтобы выслушать это послание, когда она зачитает его вслух. В субботу лорд-канцлер Джордж Невилл объявил о победе у Креста Святого Павла, и народ чрезвычайно возрадовался. Распространился также слух о том, что Генрих VI якобы попал в плен, но миланский посланник проницательно заметил по этому поводу, что «добрые вести вечно склонны приукрашивать: так пестрые сорняки произрастают на плодородной почве». В Дувре и Сэндвиче разожгли огромные костры, чтобы передать эту весть королевскому гарнизону Кале, а тот в ответ развел третий сигнальный огонь.
Утром после битвы король Эдуард с триумфом поскакал в Йорк, «во главе пышной торжественной процессии», однако, когда он приблизился к городским воротам Миклгейт-Бар, лицо его омрачилось, ибо он узрел наверху разлагающиеся головы своего отца, брата и дяди Солсбери. При виде этого ужасного зрелища он явно побледнел от гнева и скорби и поклялся, что Ланкастеры почувствуют на себе всю силу и ярость его мести и что виновных в гибели его родных разыщут, чего бы это ни стоило, и предадут жестокой казни. Прибыв в Йорк, он первым делом повелел снять головы своих родных с пик и, как полагается, захоронить вместе с их телами в замке Понтефракт.
У жителей Йорка Эдуард встретил теплый прием. «Все духовенство вышло приветствовать его, – говорит Ваврен, – и оказывало ему знаки почтения, приличествующие сюзерену и принцу, смиренно умоляя его простить их, если они чем-то нанесли ему обиду, и он милостиво даровал им прощение и гостил в городе целую неделю, к великой радости жителей, устраивавших в его честь празднества». Представители всех крупных городов Йоркшира прибывали к нему и заверяли в своем повиновении и покорности, а он своими указами назначал там мировых судей для ареста любых мятежников, буде таковые случатся. Офицеры королевского войска вскоре обнаружили нескольких сторонников Ланкастеров, скрывающихся в городе, и устроили на них облаву. Девон забаррикадировался в старинном нормандском замке, но не имел сил и средств удержать его, а потому был взят в плен, как и Уилтшир, который был вскоре после этого пленен в Кокермуте и заточен в темницу. Король повелел казнить в Йорке через отсечение головы графа Девона, сэра Болдуина Фулфорда и сэра Уильяма Хилла, троих видных сторонников Ланкастеров, в назидание горожанам. Теперь вместо голов йоркистов ворота Миклгейт-Бар «украсили» головы ланкастерских сторонников в качестве мрачного напоминания