Он тайну даст тебе свою.
И мне на голову водрузила цветочный венок Дориадэль.
И ты под землю окунёшься,
Развеешь горестную тьму.
Я смотрел на них, они глядели на меня. И я ощущал себя как никогда живым. Местные жители с радостью слушали наш небольшой хор. А после этого мы, как встарь, улеглись на траву. Девушки собирались слушать мои рассказы, а их у меня припасено для них очень много. Жизнь валирдала разнообразна и непроста. Я посмотрел на право и встретился взглядом с обворожительной Ритиэль. Мы так лежали и смотрели друг на друга, предвкушая чудесное время. Но зарево опять начало удаляться на восток, отбрасывая на Силалидар густую тень. Эта тень начала скрывать от меня прелестные глаза эльфийки, так что в конце концов они прекратились в пустые глазницы, обратив всё очарование моей силалидарской подруги в уродство и подавленность. На душе снова сделалось скверно. И я приложил немало усилий, чтобы сдержать свои горестные слёзы.
Когда я покинул Силалидар, меня постоянно мучал вопрос, что же это происходит? С чем связано это зарево? У далров-мужчин есть способность, которая позволяет призвать к себе на помощь соланли́я – некий живой сгусток света, предназначенный для того, чтобы освещать путь в кромешной тьме. Этот соланлий был чем-то похож на зародыша далра, когда он только пришёл в этот мир. Это была одна из первейших способностей, которая помогала мальчика развивать эсталиал. Мы никогда не зацикливались на ней, потому что соланлий был бесполезен. Мордалальские ночи были столь же прекрасны, как и дни, и потребности в том, чтобы разгонять мрак, у нас не имелось. А больше он не был ни на что способен. Почему я сравнил с соланлием, так это потому, что зарево чем-то напоминает соланлия, только намного больше. Такой же пузырь света проплывает по небу, разгоняя мрак и оживляя всю округу. Но, в отличие от обычных творений дара богини, этот не может на время своего присутствия оживлять то, что умерло. Несмотря на то, что в Мордалали все живут вечно, а потому проверить это не удавалось никак, я мог это сделать. И, призвав свой сгусток света, я лишь мог во всех деталях разглядеть умерших, ведь соланлий разогнать сумрак смог, а вот вернуть из мёртвых – уже нет. Но также понял я, что с соланлием эта тьма казалась не такой давящей. Хоть он и не мог разговаривать, уже одно его присутствие оживляло окружающую обстановку. Вокруг были только лишь мёртвые тела, а он второй после меня, кто здесь ещё мог шевелиться. И таким образом с ним продолжать идти по моей погибшей родине было не так одиноко.
Ты только представь, Сетамилис: уголок жизни замолчал навсегда, погибла колыбель далров, светлых эльфов. Погибли и сами эльфы. Теперь больше не будет этого мира. Больше не будет моих братьев и сестёр. Возможно, я остался один из своего народа. Единственный в своём роде. И вот, бредя по Ильтавиланэ, мы с соланлием приближались к развилке пяти дорог. Моя память хранит те моменты, когда эта не зарастающая тропа была живой и наполненной всяческими звуками. Но всё изменилось – путь не зарос, но даже те растения, которые жили вдоль него, умерли. Умерли и неумолкающие берёзы, чей шелест было не остановить. Но теперь тишина, которая господствовала тут, просто потрясала, просто выворачивала наизнанку. Так не должно быть, это извращение всей природы вещей. Мы никому не желали зла, мы просто хотели жить и наслаждаться жизнью. Кому вообще могло прийти в голову совершить такое с Мордалалью? Я не верил, что это была месть эсров. Тёмные братья и сёстры ради сохранения мира покинули Мордалаль. Не похоже на них, чтобы они передумали и вернулись, чтобы отвоевать у нас свои земли, ведь мы их даже не занимали. Складывалось впечатление, будто бы эсры вернулись, а потом какое-то чудовище напало на Мордалаль, и тёмные вместе со светлыми отбивались от него. И я знал: мой ответ лежит где-то там, впереди.
Гнилые корни торчали из-под земли, безлистые кроны угрожающе нависали надо мной. Хоть на Ильтавиланэ не было разбросано безжизненных эльфов, за то здесь были безжизненные деревья. Смерть всегда ужасна. Независимо от того, двигалось существо при жизни или стояло, вкопавшись в землю. Мёртвые берёзы, мёртвые дубы, выворотни дулов, останки орту-аравов. Непонятный враг не щадил никого. Это был просто-напросто какой-то мародёр, какой-то изверг, который, наверное, поставил перед собой цель не оставить от жизни совсем ничего. Мы, далры – такой народ, который считал: если существо появилось на свет, то оно имеет право на жизнь, и никто не может отнять то, что было подарено не им. Но сейчас, кто бы он ни был, я желал ему смерти. Когда я настигну его, пощады ждать будет неоткуда. Я буду разить жестоко и наповал. Или же погибну вместе с моими сородичами в попытке сразить его.
Идя по этой дороге, я ничего не мог поделать. Мой эсталиал был бессилен как-либо помочь этим умершим созданиям, как-нибудь вдохнуть в них жизнь, вернуть в них дух, вновь запустить процессы жизнедеятельности. Не знаю, есть ли такая сфера магии, разумеется, кроме зора, которая может обращать вспять последствия смерти, но власть нашей матери-богини, увы, тут не помогла. Путешествуя по мирам и ведя разговоры с валирдалами, я узнал столько много о магии, я открыл для себя великое множество сфер и направлений. Есть балма – сфера магии духа, которая повелевает внутренней силой живых и даже неживых существ. Есть хельде – магия, что исцеляет ранения, а также избавляет от недугов. В глубинах окта, насколько мне известно, покоятся такие знания, что могут возвращать к жизни тех, кто умер недавно. Вот интересно, если всё это соединить, получится ли возвращать к жизни тех, в отношении кого уже потеряна всякая надежда? Я тогда настроился проверить это. Как только найду и покарают того, кто виновен в смерти моих братьев и сестёр, обязательно пущусь по мирам в поисках этого средства избавления от вечности смерти.
Также, идя по Ильтавиланэ, я вспомнил о своих сёстрах. Бедняжки Балазиэль и Терзаидэль. Они же ведь были воплощением всего самого невинного и мирного, чего можно только представить. Я просто не мог вообразить, чтобы с ними случилось нечто подобное. Как только попытаюсь нарисовать в своём разуме, что они обратились двумя безжизненными мертвецами, которые постоянно смотрят своими пустыми глазницами в одном направлении, меня пробивала дрожь. Мои возлюбленные сестрички, моя кровь и плоть. Враг обязательно