Небезуспешными были действия российского канцлера и по финансовому обеспечению Северной войны. Он ввёл гербовый сбор в России. Управляя Монетным двором, возобновил плавку найденной нерчинскими казаками серебряной руды и увеличил ежегодное выбивание серебряной монеты с 200–500 тыс. рублей в конце 1690-х гг. до 4,5 млн в 1702 г. (Другое дело, что с ростом наличного оборота уменьшалось процентное содержание серебра в монете, и деньги быстро обесценивались. Но кратковременный эффект был достигнут.)
Если придворный чин следовало выслужить (и потому выражение «старинный боярский род» не вполне корректно), то дворянский титул передавался от отца к детям. Так что три сына Головина тоже стали графами. Наиболее известен из них Николай Фёдорович, адмирал Российского флота и кавалер ордена Андрея Первозванного.
Царь – и его первый министр, который разделяет с государем весь груз ответственности за обновляемую державу, но письма к нему подписывает по старинке: «раб твой Фетка» (исследователи отмечают шутовской характер этой подписи: подобный неофициальный тон позволяли себе только люди «ближнего круга», составлявшие так называемую «компанию» Петра; но в каждой шутке есть доля шутки).
Они разительно отличались друг от друга – и внешностью, и темпераментом. Один – долговязый; подвижен, вспыльчив. По классификации Гиппократа – холерик. Другой – невысокий, полный; сдержан в проявлениях чувств. Типичный флегматик…[174] Думаю, немало резких заявлений Петра Алексеевича своевременно и тактично смягчил Фёдор Алексеевич. Они прекрасно дополняли друг друга.
Всякий, кто входил в ближайшее окружение государя, становился непременным участником царских «шумств», как иносказательно именовал свои кутежи сам Пётр. Но даже в пьяных компаниях Головин сохранял достоинство. Иоанн-Георг Корб, секретарь австрийского посольства в Москве, в дневниковой записи об одном из таких пиров отметил, что среди присутствующих на нём «московитов нашлось несколько гостей, которых выгодно выделял от прочих их вполне скромный разговор с государем, свидетельствовавший об их высоких душевных качествах». В числе благовоспитанных сотрапезников царя Корб назвал Ф. А. Головина, который «отличался… зрелой обдуманностью в решениях».[175]
…Излишняя полнота при кабинетной работе, изматывающие поездки, бессонные ночи, вынужденные возлияния… В конце концов и этот невозмутимый двужильный крепыш надорвался. Умер он, как и многие другие сподвижники Петра, не в домашней постели. В конце июня 1706 г. царь, ожидая шведского вторжения, отбыл укреплять Киев и вызвал туда Головина. Тот отправился в путь, но доехал только до Глухова, где занемог и, проболев несколько дней, 2 августа скончался. Письмо с известием о смерти друга и соратника царь подписал так: «печали исполненный Петр»[176].
Его имя основательно подзабыто. Услышав о Фёдоре Алексеевиче Головине, собеседник по инерции понимающе кивает, а затем осторожно уточняет, о ком, собственно, речь. Почему так? Видимо, потому, что Головин ушёл из жизни прежде, чем прозвучали фанфары главных петровских побед. Героями «преславных викторий» Петра Великого, новыми кавалерами учреждённых им орденов стали другие. Их имена повторялись чаще – и в памяти потомков запечатлелись чётче. И все-таки первым рыцарем царя Петра, первым кавалером первого российского ордена был Фёдор Алексеевич Головин.
Он жил на стыке эпох; его собственная судьба во многом и стала таким стыком…
Наши университеты
В одной из социальных сетей некая просвещённая дама, донельзя обиженная отечественной «вековой отсталостью», написала: «Что мы хотим, если первый университет в Европе появился на 300 лет раньше, чем в России?»
Не в новинку в речах либералов-западников этот хлёсткий, как плеть, довод. А что возразишь? Первое в российской столице высшее учебное заведение – Академический университет – основал в 1724 г. в составе Петербургской Академии наук Пётр I. Тремя десятилетиями позже, в правление дочери его Елизаветы, университет в Москве создал М. В. Ломоносов. А первая в западном мире высшая (юридическая) школа, основанная в итальянском городе Болонье в 1088 г., официальный статус университета обрела в 1158-м. Соответствующую хартию обнародовал не кто иной, как Фридрих I Барбаросса, император Священной Римской империи, современник Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Так что ошиблась либеральная дама: разница – даже не 300 лет, а без малого шесть веков!
Только вот ведь какая штука… Да, после Болонского университета в Европе вскоре появились и другие: в Англии, Франции, Испании, в той же Италии – в её вольнолюбивых городах-государствах. И всё же в Средние века в западном мире далеко не в каждой стране имелась высшая школа. Но государства Запада, в которых университетов не было, никто не называет «отсталыми». Опять двойные стандарты?
Посмотрим, как обстояли дела в мире восточном. Оказывается, в нём первый университет был учреждён на шесть с половиной столетий раньше Болонского – в 425 г.! Его открыли для обучения молодых людей философии, риторике и праву в Константинополе, Новом Риме, по указу византийского императора Феодосия II. В 855 или 856 г. на базе этого университета в столице Византии – «Греческом царстве» – была основана Магнаврская высшая школа, которую возглавил один из выдающихся мыслителей Средневековья Лев Математик, учёный-энциклопедист. В ней преподавали грамматику, риторику и философию, а также естественные науки – арифметику, геометрию, музыку, которая признавалась одной из математических дисциплин, и астрономию.
Об уровне преподавания в Магнаврской школе красноречиво свидетельствуют следующие факты. Её выпускником был Константин Философ, более известный под монашеским именем Кирилл. Он и его старший брат Мефодий создали славянскую азбуку и литературный славянский язык, почитаются как святые равноапостольные первоучители словенские. Стажировку в Магнаврской высшей школе проходили профессора Парижского университета, основанного в 1215 г., и учёные из Багдада.
С конца X в., приняв христианство восточного обряда в качестве государственной религии, Русская земля стала принадлежать к восточному православному миру как минимум в духовном плане. Шире – в общекультурном. А значит, и в общеобразовательном. На Русь устремились из Восточной Римской империи священнослужители и книжники, в том числе ученики и продолжатели дела Кирилла и Мефодия. Они и стали первыми просветителями восточного славянства, на основе которого благодаря единой вере и крепкой политической власти сформировалась русская народность.
В летописях упоминаются общеобразовательные школы – «училища» – в городах Руси. О едва ли не поголовной грамотности населения свидетельствуют средневековые берестяные грамоты – деловые записки и личные послания людей самых разных сословий. (То, что сохранились эти грамоты большей частью в Новгороде и его окрестностях, – «заслуга» местного грунта, настолько насыщенного влагой, что в нём, лишённая доступа кислорода, не разлагается органика. В других русских городах и весях многие древние берестяные письма истлели. Но не все.[177])
Будучи частью восточного мира с духовным центром в Царьграде, Русь, крупнейшие города