Фактический правитель России проводил свою политику, тщательно выверяя каждый шаг. Все мало-мальски серьёзные решения приходилось оформлять как царские указы, согласовывать с патриархом и утверждать в Боярской думе, ловко лавируя между её враждующими группировками. Впоследствии самодержец Петр устранит эти препятствия, упразднив и Думу, и патриаршество, зато и цена его единоличных инициатив окажется непомерно высокой…
Подписание «Вечного мира» с Польшей стало звёздным часом Василия Голицына. Но ничто не дается даром. Заключение этого договора обусловливалось вступлением России в «Священную лигу» против Турции, что означало войну с её вассалом – Крымским ханством. Опасаясь возросшего влияния Голицына, его противники постарались, чтобы главнокомандующим русскими войсками стал он. Тем самым его удалили из Москвы и сделали заложником неверной военной удачи. Крымские походы 1687 и 1689 гг. принесли пользу российским союзникам, сковав на время силы крымского хана, но для России закончились малоуспешно. А для авторитета Голицына – и вовсе плачевно.
Долгие отлучки любимца Софьи имели и другое следствие. Постепенно первое место подле правительницы занял другой её соратник – окольничий Фёдор Леонтьевич Шакловитый, глава Стрелецкого приказа, в чьём ведении, помимо столичных стрельцов, находился политический сыск. Он быстро освоил роль царедворца и разделил заботы князя Василия об идеологическом обеспечении властных амбиций регентши, мечтавшей о венчании на царство. (Ходили слухи, что разделил он и более приятные обязанности Голицына, однако после цитировавшихся писем этим сплетням не хочется верить.) По заказу Шакловитого зимой 1689 г. был издан очередной панегирик Софье – книга «Дары Духа Святого». Автор, Иосиф Богдановский, доказывал, что державу и силу Господь даровал в равной степени царям Ивану да Петру и их сестре-царевне, а вот Премудрость – только Софье Алексеевне. Также по указанию стрелецкого начальника знаменитый гравёр Леонтий Тарасевич и видный писатель Сильвестр Медведев создали большие гравюры с коронационным портретом Софьи – в царском облачении, со скипетром и державой в руках[152].
Военные неудачи Голицына не могли быть затушёваны идеологическими акциями Шакловитого. Более того, беспардонная пропаганда вызвала раздражение. Женитьба и совершеннолетие Петра лишали законной силы опеку регентши над ним, а её претензии на корону представлялись и вовсе неслыханными. Не спасали престиж верховной власти и ратные успехи немногочисленных русских войск под Удинским и Селенгинским острогами осенью 1688 г., весть о которых пришла в Москву в марте 1689-го[153]. (Командовал этими отрядами великий посол Фёдор Алексеевич Головин; очерк о нём – «Первый кавалер первого российского ордена» – также вошёл в эту книгу.) Слишком несопоставимы были в глазах обывателей эти две кампании: близкая, масштабная крымская – и далёкая, скромная забайкальская. Популярность Софьи падала – как среди простого народа, так и в кругах московской знати и кружках обслуживающей её «творческой элиты». Придворные сочинители панегириков, ещё вчера воспевавшие «тезоименитую Мудрости царевну», теперь слагали оды в честь её противников…
Первые четыре года правления Софьи и Голицына были успешны: стабилизировалось внутреннее положение России, укрепились её позиции в Европе. Но мирно уйти со сцены, когда разразился кризис, добровольно вернуться в терем правительница не могла. А Голицын не мог ни остановить, ни предать Софью… В разыгранном по чужому сценарию стрелецком «бунте» против Петра – у князя Василия роль не вполне ясная, но всё же второстепенная.
Кто действительные зачинщики очередного «антинарышкинского» выступления стрельцов? Некоторые исследователи считают, что волнения в московском гарнизоне спровоцировали… сами Нарышкины. А. П. Богданов, ссылаясь на малоизвестные документы, пишет: «…бунт стрельцов в августе 1689 года против Петра I и его родственников Нарышкиных, в страхе перед которым молодой царь бежал в Троицу и призвал войска на помощь против своей сестры Софьи и ее сторонников, был разыгран агентами Нарышкиных и на их деньги»[154].
Несмотря на правительственный кризис, позиции Милославских в думе оставались прочными. К лету 1689 г. между соперничающими боярскими группировками установилось шаткое равновесие, и сторонники 17-летнего Петра искали способ склонить чашу весов на свою сторону.
Случай вскоре представился. 7 августа по распоряжению Софьи начальник Стрелецкого приказа Фёдор Шакловитый усилил охрану в Кремле. Тут же разнёсся слух, что ночью сюда явится Пётр со своими потешными, чтобы убить царя Ивана, правительницу Софью и их сестёр-царевен. Среди взбудораженных провокационным известием стрельцов прозвучали призывы «ждать набата». Доверенные люди Нарышкиных в московском гарнизоне истолковали происходящее как начало бунта. В ночь на 8 августа в Преображенское, где находились Пётр и его двор, прибыли два стрельца и известили юного государя о враждебных приготовлениях в Кремле, свидетелями которых они стали. Напуганный Пётр и его приближённые покинули летнюю резиденцию и укрылись в Троице-Сергиеве монастыре. (Уже здесь к «извету» двоих очевидцев прибавились показания ещё пятерых стрелецких командиров.)
Основанная иноком Сергием обитель издавна являлась мощной крепостью. В XVI в. монастырь опоясали каменные стены с двенадцатью башнями. В Смутное время он был одним из центров народного сопротивления польско-литовским захватчикам и выдержал их 16-месячную осаду. А в 1682 г., во время Московского восстания, здесь пряталась от собственного народа царская семья. Тогда у стен обители собралось по воле правительницы Софьи и под водительством князя Василия Голицына дворянское ополчение, и грозный стрелецкий мятеж удалось «утишить». В ту пору Пётр и Софья, Нарышкины и Милославские волей-неволей оказались в одном стане. Теперь, семь лет спустя, – по разные стороны укреплений.
Укрывшись в Троице от мнимого бунта, сподвижники Петра призвали колеблющуюся московскую знать, стрельцов и солдат прибыть в обитель, дабы защитить «природного» царя от его врагов. Напуганная далеко зашедшим конфликтом, Софья Алексеевна попыталась примириться с единокровным братом, для чего, наряду с видными думными боярами, направила на переговоры с ним патриарха Иоакима. Но просчиталась: предстоятель Русской Православной Церкви остался с Петром. Как записал впоследствии в своей «Гистории…» князь Б. И. Куракин, «по приезде патриарха Иоакима и бояр, и всех знатных, уже двор царя Петра Алексеевича пришел в силу и тем начало отнято правлению царевны Софии…»[155]. К исходу августа на сторону Петра перешли стрельцы. Это решило исход дела…
Факт свершившегося дворцового переворота зафиксировало соглашение между царями Петром и Иваном, по которому имя царевны изымалось из царского титула, а Пётр получал право формировать новое правительство без ведома старшего брата. Из «Троицкого похода» Пётр I возвращался в Москву фактически единственным самодержцем. (Впрочем, в ту пору юный царь довольствовался «марсовыми потехами», а государством управляли его мать и дядя