Ну, а излишне самостоятельный менестрель будет изловлен и доставлен в Бракку. И в этот раз сбежать ему не удастся. Время для игр в дружбу и благожелательность прошло. Кандалы, подземелье, некоторые виды пыток, разработанные лучшими заплечных дел мастерами на островах. За поимкой пран Нор-Лисс собирался проследить лично. Нельзя доверять никому, даже самым лучшим шпионам, самым лучшим сыщикам, самым лучшим воинам. Ведь они — всего-навсего люди и в любой миг могут ошибиться или проявить преступную слабость духа.
— Внимательно следи, — глава Ордена похлопал Дар-Рена по плечу. — Не упусти. Вся Браккара сейчас смотрит на тебя. Я верю в тебя.
Да, иногда некоторую часть работы можно доверить хорошему ученику. Или хотя бы сказать ему, что доверяешь. Он преисполниться гордости и рвения, будет стараться, из кожи вон лезть. Хотя на самом деле пран Нор-Лисс не доверял никому. Даже себе. Ведь даже самый сильный маг-учёный, если разобраться, всего лишь слабый человек.
Эпилог
Ч. 1
Ланс вернулся под вечер. Уставший, голодный и злой. Впрочем, винить некого — когда все менестрели, покинув по сходням палубу «Скользящей», гурьбой отправились в «Гнев Святого Ягена» утолять голод и жажду и предаваться ежевечернему отдыху, он ощутил острую необходимость побыть одному, отстал от толпы и долго бродил по улочкам Эр-Трагера.
В голове крутились невесёлые мысли, навеянные беседой с красавчиком праном Ридо. Неужели всё так плохо? Откуда берётся в людях эта зависть, грозящая переполнить русло души выплеснуться мутным потоком, как весенний ручей, напоённый талыми снегами? Почему нельзя просто делать одно дело, вместе защищать свою державу, помогать и поддерживать друг друга? Ну, совсем необязательно пылать горячими чувствами к соратникам, дружить до гроба и присягать в вечной преданности. Зачем? Люди все разные, а люди искусства — совершенно особый случай, когда каждый мнит себя величайшим талантом, не признанным во всём мире лишь из-за противодействия злопыхателей. Но просто не портить настроение себе и другим можно ведь? Надо? Помоги, поддержи. Не просят — живи своей жизнью. Но получается, что в любой команде — хоть военных, хоть музыкантов, хоть торговцев паклей — находится человек, который начинает плести интриги, пытаясь столкнуть лбами остальных. Уж не из этих ли самых вышел Ридо альт Сантош? Зачем он завёл эту беседу? Только ли из желания предупредить Ланса о возможных размолвках и непредвиденных трудностях? Или он преследовал довольно мутную и дурно попахивающую цель — рассорить его с трагерскими менестрелями?
Вот это и мучило, сидело в сердце, как заноза. Ланс не знал, что делать, как вести себя, что предпринимать? Поэтому он бесцельно блуждал, разглядывая палисадники и заборы, всматривался в лица редких прохожих. И злился… Злился, прежде всего, на себя, что не может найти разумного решения, которое устраивало бы всех. Потом уже и на остальных. На тех, кто глупыми поступками и словами мешал важному делу. На тех, кто не помогал важному делу тем, что бездействовал. На тех, кто проявлял излишнее рвение, льющее воде неизвестно на чью мельницу. И на кого злился больше, не знал.
Совершенно случайно забредя на пустырь, Ланс выхватил шпагу и яростно сносил пурпурные головки чертополоха, пока камзол не пропитался потом между лопатками, а сердце не начало биться о рёбра, как жаждущий свободы арестант. Телесный недуг на время взял верх над душевным.
Менестрель постоял, смиряя дыхание и мятущееся сердце. Вложил шпагу в ножны. Прекрасный клинок из лучшей трагерской стали — подарок самого адмирала Жильона альт Рамиреза. Но где-то теперь его фамильное оружие? Истинно или нет, но родовая шпага Дома Багряной Розы возвращала магу растраченные во время выступлений силы. Сейчас она не помешала бы. Совсем не помешала бы… Мало того, что приходится трудиться, что называется, на износ, так ещё привычные к вечным склокам трагерские менестрели тянут жилы, как лучшие мастера заплечных дел. Возомнили о себе невесть что!
В «Гнев святого Ягена» Ланс возвращался решительным шагом, стиснув зубы и нахмурив брови — туча тучей.
Когда он распахнул двери, уже смеркалось, а потому хозяин гостиницы — дородный и улыбчивый трагерец с головой, повязанной ярким платком, — зажёг лампы, заправленные китовым жиром. Когда-то аьлт Грегор очень долго привыкал к этому запаху. Даже смирившись, продолжал считать его отвратительным и всякий раз едва удерживался, чтобы не помянуть тысячу болотных демонов, но в это раз даже не обратил внимания на смрадный дымок, поднимающийся к закопчённому потолку.
Менестрели веселились. К огромному облегчению Ланса, они научились проводить вечера без возлияний, что было очень удивительно и иначе, как чудом, которое ниспослал на землю Вседержитель, не объяснялось. Ели вволю, рассказывали весёлые истории, играли — не только на любимых музыкальных инструментах, но и в карты, кости, в «пристеночек» мелкими монетами.
Сейчас они уже наелись, и тонкие души требовали услаждения музыкой. Хотя, вполне возможно, ежевечерние наигрыши преследовали совсем другую цель — показать друг другу, кто здесь сильнее, талантливее, опытнее, в конце концов. Ведь сам альт Грегор ощущал сейчас такую усталость, что готов был отдать сотню лошадок за подушку и тишину.
Непревзойдённый Эрике альт Дако вытащил джиджериду, наполняя обеденный зал глубокими и насыщенными звуками. Старинная дудка требовала немалых затрат Силы. Трагерец покраснел и выпучил глаза, но упрямо продолжал наполнять магией отполированное дерево. Полдюжины менестрелей, включая Пепе альт Виньо, Лаго альт Браццо и несколько человек из команды Регнара, которых Ланс помнил только в лицо, но не по имени, хлопали в ладоши, подбадривая исполнителя. Лохматый Лобо альт Эскобан сидел сгорбившись, опустив на стол кулаки, уместные молотобойцу, а не музыканту, и прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли. В углу, откинувшись на высокую спинку стула, сидел томный и бледный пран Ридо альт Сантош, поигрывая завитым локоном. Увидев Ланса. он улыбнулся и приветливо кивнул.
Уго альт Тардин тоже заметил командира. Выбежал из-за стола, проворно перебирая ногами под огромным пузом.
— Присоединяйтесь, пран Ланс! — Уго прямо-таки источал благожелательность, но альт Грегор не знал теперь — верить людям или