— Символом этого славного Дома, Государь, выбран пеликан с девизом «Себя не жалея, питаю птенцов». Так и мы, верные рабы твои, порешили животы свои положить, но Россию-матушку устроить в бережении.
Последовал глубокий поясной поклон. Разве что рукой канцлер не махнул.
— Давай, хвались, Афанасий Петрович. Показывай, как вы тут разместились.
— Дал ты министрам такие задачи, как это до сих пор было невидано. К нам так и течет чиновный люд, кое-кто стал приступы делать, чтобы на службу вернуться.
— Подтягиваются, значит? Кушать хотца, бедненьким?
— Сам все увидишь, государь. В зале на третьем этаже собираются.
Я кивнул. О грядущем мероприятии меня известили заранее.
— Подготовили мы для тебя, государь, важную карту.
Министры расступились. Моему взору открылось большое тканое полотнище на стене, на котором искусно была вышата подробная карта Российской империи. Ее пятнали красные и зеленые маленькие флажки на иголочках, воткнутые в изображения губернских и уездных городов. И красных было намного больше, что не могло ни порадовать. Ибо они наглядно показывали, кто перешел под мою руку. Сибирь, Урал, Поволжье, Вятская губерния — очень важная и непростая, ибо там проживали сплошь государственные крестьяне, не знавшие «прелестей» крепостного права, — почти весь русский Север. Внутри этой гигантской территории оставались экславы, продолжавшие держать сторону Катьки и сумевшие отбиться от наших приступов. Население этих городов, опасаясь грабежей и насилия, встало с оружием в руках на бастионы рядом с гарнизонами. Ничего, дайте срок — и эти под меня лягут. Если, конечно, с южной армией совладаем…
Зеленые флажки — это юг, запад и северо-запад. Сплошное пятно без эксклавов. Срочно нужно брать Смоленск. И решать вопрос с Румянцевым и Долгоруким…
Вот же занозой в сердце у меня торчит эта южная армия. О чем не подумаю, сразу она на ум приходит!
— Любо, почтеннейший канцлер. С картой — это ты хорошо придумал. Чем еще порадуешь? Что со связью? Без нее ты бы эту карту не оформил.
— Эстафеты и голубиная почта. Видел, царь-батюшка, башню со шпилем наверху? Вот в ней Васька Каин со своими голубями и устроился. Привез их из Нижнего, Казани, Оренбурга и Владимира. Все бы хорошо, только башню жалко. Загадят…
Я пожал плечами. Голубиное дерьмо меня меньше всего сейчас волновало.
— Без связи нам никак. Про оптический телеграф слыхал?
Перфильев неуверенно кивнул.
— До всего у тебя руки доходят, государь. А вот я себя все время ругаю, что пребываю в недействии.
— Не прибедняйся! Дело наше не стоит на месте. Твоими усилиями також! Я тобой доволен! Ты подбирай себе людей, подбирай. Раздавай задачи. Сам на себе все не тащи. Заведи трех вице-канцлеров по главным направлениям — выйдет тебе облегчение. Только никогда не своди к одной персоне контроль казначеев и фискалов.
— Почему, государь?
— Иначе без денег останемся, — усмехнулся я так нехорошо, что Перфильев сразу понимающе кивнул. Кто не знает, что главная беда Руси называется «Воруют!» И нет никакой разницы, кто у власти — голубая кровь или народные избранники.
— Все исполню, царь-батюшка!
— Главный вопрос на тебе сейчас — земельный! Надо остановить черный передел, нарезать наделы честно и без чересполосицы.
Канцлер и без меня это знал — столько раз обсуждали еще в Казани, потом в Нижнем. Все упиралось в отсутствие землемеров. Их нужно было тысячи. И без них никакой земельный реестр не сделаешь.
— Надобно нам своих людей скомандировать в губернские города, — перевел разговор на менее болезненный вопрос канцлер. — Господин Радищев подобрал несколько персон. Уверяет, что справятся и не предадут.
Понятно. Вот и пригодились братья-масоны. Пошла писать губерния.
— После церемонии пусть ко мне подойдут. Давай остальное твое хозяйство посмотрим.
Мне устроили экскурсию по второму этажу. Ну что сказать? Бюрократия — она и есть бюрократия. Не успели люди устроиться в больших просторных комнатах, как столы завалены стопками бумаг, шкафы забиты папками, чернила подвозят бочками, гусиные перья — мешками, а бумагу — возами. Изобрести им что ли печатную машинку? Не такой уж и сложный вопрос, между нами говоря. Можно еще и скрепки со степлером. Нет, с машинкой я, наверное, дал маху, а вот канцелярская мелочевка — точно не бином Ньютона.
Ну хотя бы все тут светло, просторно. Пойдет работа.
— Письмоводство замучило, — вздохнул канцлер.
— Что ж с этим поделать? Привыкай. Что у тебя с секретной частью?
Перфильев меня не понял. Пришлось ему объяснить концепцию делопроизводства высшего государственного уровня. Про то, что такое грифы «Совершенно секретно», «Только для личного ознакомления», ДСП и прочая, и прочая. Про систему допусков и про хранение подобных бумаг.
Канцлер бледнел и крякал от перспектив погрязнуть в бюрократической рутине.
— Ты пойми, дурья твоя голова, без этого никак! Кругом одни шпионы! Не только внутренние, петербургские, но и иностранные. И последних, уверен, с каждым месяцем будет все больше и больше. Троекратно больше, если не десятикратно!
«Нужно Новикову заказать плакат „Враг не дремлет!“ да развесить его в важных кабинетах», — мелькнула у меня дельная мысль.
— Думаешь, у тебя тут, — продолжил я накачку, указывая на заваленные бумагами столы, — мало секретов? Заказы на оружейные новации есть? — канцлер кивнул. — Заказы на новую униформу для егерей есть? Отчеты о поставках драгоценных металлов? Списки на выселение и лишение домов аль имений? Представляешь, сколько золота готовы иные отвалить, чтобы узнать свою судьбу? Сколько желающих заработать на торговле государственными секретами?
— А Хлопушка с Шешковским на что⁈ — вскинулся поникший было Перфильев.
— Тайники сами по себе, но и ты не плошай. Объединяй усилия. Вам каждому по отдельности никак нельзя. Кстати, допускаю, что не все документы им стоит показывать. Тут уж тебе решать…
— Ооооо! — застонал канцлер.
— А что ты думал? У тебя в здании проходной двор. Пропускной режим… эээ… охрана нужна и вход-выход по особому разрешению. А так — заходи, кому охота, и пропала важная бумажка.
— Шли по шерсть, а вернулись щипаны! — выдавил из себя канцлер, осознав разумность и правильность моих упреков.
— Не боги горшки обжигают, — парировал я в его стиле.
— Пора, Ваше Величество! Люди собрались, — доложил Никитин, спасая Перфильева от очередного царского «урока».
Мы поднялись на третий этаж, в большой зал с