— Весь вопрос в том, с кем ты? С нами или с врагами, Александр Каменев.
— Товарищ полковник, а кто наши враги?
Мой язык продолжал заплетаться.
* * *Я улыбался. И вовсе не потому что мне было смешно.Я давал полковнику считывать свое пьяное состояние.
Конечно, я не надеялся, что могу его обмануть. Но пусть у нас обоих в памяти отпечатается, что в этот вечер я был не очень трезв.
— Враги? — теперь он смотрел с прищуром, — Они разные. Даже вчерашние друзья могут оказаться сегодняшними врагами.
— А сегодняшние враги могут завтра оказаться друзьями?
Он рассвирепел. И наклонился ко мне ближе.
— Ты мне тут дурака не валяй!
Я продолжал спокойно улыбаться, давая ему понять, что он вспылил на пустом месте. Он принял эти правила игры, распрямился и продолжил спокойным тоном. А он не так глуп, как могло показаться.
— Может, я неясно выражаюсь?
— Да нет, почему? Вполне ясно, — ответил я
— Хорошо, тогда давай без демагогии. Оставь свои юморные вопросы девочкам.
— Договорились.
— Ты понял мой вопрос?
Я промолчал, давая ему возможность повторить его.
— Еще раз спрошу, с кем ты? С нами или с врагами?
— Извините товарищ полковник, вы сейчас, как официальное лицо говорите или как друг семьи Марго?
— Я говорю с тобой, как офицер. Даешь свое согласие работать на КГБ? А точнее на меня?
Я не спешил с ответом, делая вид что думаю.
— Все формальности я улажу. У тебя будут блестящие перспективы, о которых ты даже мечтать не смеешь.
На моем лице появился немой вопрос. Он мотнул головой и досадливо прицокнул.
— Вот поколение пошло…У нас поездки и работа за границей, в капстранах в том числе. А это сам понимаешь доступ ко всему чего у нас здесь нет. В хорошем смысле, конечно. Мы фактически власть. Есть конечно Партия, но они без нас, как без рук. Поверь. А мы чистые руки. Без КГБ они не могут управлять страной. Понимаешь
Я кивнул.
— Ты будешь делать все то же что и делаешь. Будешь гонять на своих гонках, занимать первые места. Покупать запчасти на черном рынке, даже чехлы свои можешь шить, если будешь себя по умному вести. Но только у тебя за спиной будет стоять Комитет. А Комитет это сила. Я что, тебя уговаривать должен?
Я отрицательно замотал головой.
— Отслужишь в пограничных войсках, в элитной части. Например, на паспортном контроле в Шереметьево 2. Поможем закончить институт, нет, учиться, конечно, надо, нам тупые кадры не нужны. Но ты ректору просто будешь показывать удостоверение, он перед тобой по стойке смирно вставать будет.
А представь, что все кто едут на международные ралли, скажу тебе по секрету — они все наши, комитетские. По-другому в команду не попасть. Лондон-Мехико слышал про такой пробег? Хочешь в подобном поучаствовать?
Вот так и подрезают крылья мечтателям, стоит только показать что чего-то хочешь добиться, тебе как Буратино понаобещают поле чудес, а потом дверца захлопывается и привет.
Ты больше не владеешь ни собой, ни своими желаниями, ни своим временем.
Меня разозлила форма его вербовки. Слишком дешево он рассчитывал меня купить. Видимо, он был не самого лучшего мнения о моем интеллекте.
— Или с тобой надо по-другому поговорить?
Я опешил от того, что теперь этот полковник так грубо загоняет меня в угол.
Похоже он думает, что я глуп и его очень боюсь.
Недаром же он нес эту муру в течение пятнадцати минут, а то и больше. На всякий случай я спросил:
— А вам-то я зачем?
— Нет с тобой точно надо говорить по-другому.Ты про своего исчезнувшего квартиросъемщика ничего не хочешь мне рассказать интересного? А, Каменев?
Вот оно. Если Комиссаров прикрывает синдикат, то сейчас он должен заговорить о ставках, выигрышах деньгах. Они что решили на меня его повесить?
— А что про него рассказывать? Работает в Госплане, по моему в отделе статистики или что-то вроде этого. У него больной отец, он его повез куда-то на лечение на Юг, то ли в санаторий, то ли дикарем. Уехал, когда я был на соревнованиях в Риге. Я особо про него ничего не знаю.
— Как интересно получается, а может ты его того…
Нет их определенно учили театральным паузами.
— Как Раскольников?
— Что как Раскольников?
— Как старуху-процентщицу кокнул и на тот свет отправил? Когда ты его в последний раз видел? А Каменев?
Он мне поставил шахматную вилку. Если скажу правду, что видел в Риге, то придется объяснять, что он там делал с нами.
А если скажу, что перед поездкой, то не смогу объяснить купленные билеты.
— Что молчишь?
— Думаю, пытаюсь вспомнить.
— А ты не думай, просто правду говори!
Комиссаров сам не заметил, как дал мне козырь в руку.
— Вы, знаете, Виктор Анатольевич, что-то мне ваше предложение перестает нравится.
— А что так? Не надо правды бояться. Отвечай, когда видел Комбинатора!
Он стукнул кулаком по столу.
— Вы не кричите, мы не на допросе. Хотите задавать свои вопросы, тогда вызывайте к себе в кабинет, как планировали раньше.
Это звучало очень дерзко. Я сам охренел от того, каким спокойным тоном произнес эти слова.
— Да, ты понимаешь, что я тебя сейчас скручу, в багажник закину, отвезу на Лубянку и все забудут как тебя звали? Совсем страх потерял? — прошипел полковник.
В прихожей послышались шаги, видимо, посол, его жена, Марго и второй «пиджак» вернулись с прогулки.
— Ну, как тут у вас дела?
Комиссаров отступил и ничего не ответил. Теперь его лицо абсолютно ничего не выражало. К моему удивлению, «пиджак» оживился.
Он быстро окинул по очереди взглядом меня и полковника, потом подошел и уважительно похлопал меня по плечу.
— Пойдем, покурим, Сань.
— Он не курит, — ответила за меня Марго, понявшая, что у нас состоялся напряженный разговор.
Но я уже встал и приветливо ей улыбался.
— Спасибо за заботу, Марго. Но я и правда хотел чуть размяться.
— Ладно, идите я пока чай поставлю.
Я направился к выходу и вышел под навес над крыльцом. Последовавший за мной «пиджак» присоединился. Он не курил за столом, видимо, не по чину.
Он достал пачку «Новостей» — любимые сигареты нашего генсека Брежнева и протянул мне.
Я вежливо отказался.
— А я закурю. Чё там, Анатолич разбушевался?
— Что-то типа того, начал за здравие, закончил за упокой.
«Пиджак» затягиваясь понимающе закивал мол,знаю-знаю.
— Ты не обращай внимания, он только с Афгана вернулся, у него там близкий друг в беду попал. Вот он и сам не свой.
— Да я и не обращаю. Мне вообще по барабану.
— Звал к нам работать?
— Угум.
— А ты что?
— А я решил, что подумаю.
— Думать — это хорошее дело. Но есть нюанс. Чрезмерно долго думать — плохо. Сначала вроде ничего, но если ты все время думаешь, а не действуешь, то зацикливаешься, потом начинаешь испытывать или тревогу, или гнев. Неуверенность, перестаешь доверять окружающим.
Он достал еще одну сигарету.
— И можешь упустить хороший ход. Понимаешь? Именно поэтому в шахматах игроку даётся общее количество времени на всю партию, которое он должен распределить между своими ходами. Так что думай, но не очень долго.
— И сколько же?
— Думаю пару дней достаточно, максимум неделю.
Я промолчал. Потом кивнул в сторону черной Волги сверкающей своими отполированными боками, чтобы перевести тему для разговора.
— Ваша? 24−24? «Догонялка»?
— Да, — изумленно ответил «пиджак», — а ты откуда знаешь?
— Так видно же, автомат, жопа чуть приподнята… Значит в багажнике нет оборудования. У «Догонялок» немного другой баланс-развесовка. Говорят, чтобы прижать вниз жопу, в багажник стальные или чугунные плиты укладывают.
— Слушай, а вообще-то это закрытая информация. Нет, правда, откуда знаешь?
— Бросьте, вам только кажется, что про эту Волгу кроме вас никто не знает.
— Ты меня удивил.
— V-образный восьмицилиндровый ЗМЗшный движок, пять с половиной литра. Двести лошадок мощи, трехступенчатый автомат с «Чайки», гидроусилитель руля, усиленная подвеска. Сзади восьмирессорная. Заливаете 98ой бензин. Разгон до сотни примерно тринадцать секунд. Кстати, так себе разгон для такого движка.