Я задал ещё несколько вопросов и собирался покинуть оружейный склад.
— Ночью, чтобы никто не видел, отвезёте его в лес и закопаете без креста. Сами забудете, где прикопали, — приказал я, выходя наружу.
Теперь для меня было предельно ясно, что здесь произошло. Особенно на фоне сведений, что в одном из цехов Луганского завода, где производятся винтовки, также произошел пожар. Благо, что как только я получил свою долю в этом предприятии, то озаботился и протолкнул систему противопожарной безопасности, по крайней мере, на том уровне, как она может существовать в этом времени. Потому рядом был песок, инструменты, ведра, а недалеко — небольшой пруд с водой.
Было понятно, что враг уже действует. И я нисколько не сомневался, что это англичане. Ещё в своей первой жизни я немало читал про то, как происходило становление разведывательных служб в мире. Сокрушался, что в Российской империи разведка и контрразведка всё ещё находятся в зачаточном состоянии. Возможно, что работа поставлена нынче даже хуже, чем во время Отечественной войны 1812 года. Тогда даже удалось завербовать министра иностранных дел Франции Шарля Талейрана. Вряд ли подобными успехами может похвастаться русская разведка сейчас. Не удивлюсь, если в Петербурге еще есть те люди, которые тешат себя иллюзиями о честности Англии, о том, что они на нашей стороне, несмотря на то, что именно английские дипломаты были наиболее жесткими в Вене на конференции, по сути, антироссийской. И это не было тайной для России, даже в газетах написали.
А вот англичане в области разведки и планомерной шпионской деятельности сильно продвинулись. Они уже начинают работать всеми теми методами, что станут основой для разведывательных служб будущего. Вот тому и доказательство — когда шпионы не только для поиска информации действуют, но и занимаются диверсиями на тех объектах, которые считают для себя наиболее опасными. Цех, где производятся новейшие русские штуцера, пусть и в крайне ограниченном количестве — одна из приоритетных целей англичан. Но даже я не думал, что они так вольготно себя чувствуют в Екатеринославской губернии, чтобы заявиться ко мне.
Но я не стал сильно отчитывать и ругать дружинников поместья. С одной стороны, я оставлял на охране тех, кого посчитал не готовыми к военным действиям. С другой стороны, поджигатели не были представителями привычного для всех бандитского мира. Они действовали слаженно, с пониманием, возможно, и пройдя подготовку, хотя об этом пленник не рассказывал. Насколько я понял, в большинстве своём в банде собрались далеко не глупые люди.
Две недели назад, когда я ещё пребывал в расположении Южной русской армии, и случилась эта история. И оттого только я сейчас не пришёл на пепелище мастерских, что всех спас инженер Козьма. Это он в прямом смысле жил на рабочем месте, пытаясь выполнить моё задание и создать магазинную винтовку.
Так что Козьма вовремя, хоть и посреди ночи, услышал шорохи, взял свои личные револьверы и пошёл воевать. Герой, мать его перемать! Если бы не ранение, то я бы не преминул выговорить ему за героизм без смысла. Да, мастерские было бы очень жаль, как и станки — они, фактически, бесценны. Но более всего я ценил самого Козьму. Своим пониманием оружейного дела он стоит трёх таких заводов. Так что англичане всё-таки не угадали со ставкой. Им нужно было убивать Козьму, если они хотели, чтобы всё производство на неопределённый момент просто остановилось. Ведь сам я — не конструктор. В лучшем случае я могу дать более-менее грамотное техническое задание и указать, как могло бы оно решаться.
Так или иначе, именно выстрелы, произведенные инженером, и привлекли внимание дежурной смены охранников, которые поспешили к нему на помощь. И это ещё хорошо, что он нацепил на себя бронежилет, над которым мы как раз работали. Одна пуля открывших в ответ огонь бандитов, угодила в район правого лёгкого изобретателя. Но дальше мои дружинники даже перестарались. Почти всех положили наповал. Так что информация неполная, и тот, кто мог бы знать конкретное имя заказчика, погиб. Впрочем, что мне имя? Явно имён у шпиона водится множество.
Что же касается магазинной винтовки, то, когда мы начали пользоваться унитарным патроном, я особой сложности в не видел, чтобы «придумать» и магазин. Однако уже чуть ли не год Козьма пытается решить поставленную мной задачу. Мы, вернее сказать, вдвоём с ним пробуем это сделать, так как приблизительное устройство магазина, который я рассчитывал иметь на шесть патронов, я понимал. Вот только это был тот случай, когда даже понимание устройства не даёт гарантии, что оно скоро будет воплощено в жизнь. Ко многим решениям нужно близко подойти, иметь понимание в них. Они должны созреть. А я перепрыгиваю немало шагов в эволюции оружия.
Я вышел со склада, лихо взлетел в седло и поскакал в сторону дома, который находился чуть в стороне. Мастерские у меня стали своего рода отдельной усадьбой. Территория вокруг мастерских, вокруг домов рабочих и терема Козьмы, в котором ему почему-то никак не живётся, была огорожена. Это были те самые домики, строившиеся для бала, что я был обязан дать в своём поместье. Там же все еще существовал парк с лавками и беседками, где, по моим сведениям, по воскресеньям песни поют, а порой и танцуют. Так что условия для рабочих были созданы куда как хорошие — лучше, чем на любом предприятии Российской империи.
Более того, именно на моих мастерских и апробировалась совершенно новая для этого времени система организации производства. Мало того, что я попробовал разделить процесс на части, устраивая своего рода конвейер, или некоторую интерпретацию мануфактурного производства. Так еще и разбил работу на две смены: причём первая смена делала заготовки, вторая смена эти заготовки доводила уже до конкретных изделий. Да, предполагалось немало тратить керосина и свечей, чтобы освещать рабочие места ввечеру. Но зато так мы производили вдвое большее количество изделий.
Кроме того, рабочий день длился девять часов, что позволяло рабочим, даже при особо интенсивной работе, не сильно изматываться и иметь личное время. При немалой оплате труда и таких щадящих условиях работы не слишком удивительно, что у меня не было текучки кадров. Напротив, немало было заявок от мастеров и Луганского завода и даже Тульских заводов, чтобы принять их в штат.
Я подъезжал к своему новому дому, уже издали наслаждаясь видами с одной стороны, практичного здания, с другой стороны — не лишённого некого изящества. В строении можно было бы угадать даже некоторые нотки пока еще не существующего архитектурного стиля модерна. Между тем тут были и колонны, отсылка к классическому стилю, а вот церковь, расположенная в усадьбе, была выполнена в исключительно новом русском стиле. Александр Николаевич Садовой — несмоненно талантливый архитектор.
— Я пью за то, чтобы вы, мои дети… — ещё не войдя в столовую, я услышал старческий, подрагивающий голос Матвея Ивановича Картамонова.
Сдал мужик. Как в воду глядел, когда говорил, что потеряет главный свой стержень, позволяющий жить и бороться, как только его любимица, единственная дочка, начнёт рожать внуков. Настя рожает, причем делает это будто шутя. Сильная она баба, не коня, а взрослого быка из горящей избы вытащит, если нужда будет.
— Где ж тебя лихие носят? — строго спросил крёстный, как только я зашёл в столовую. — Я тут, значится, пью за детей своих: Настёну и за тебя, непутёвого. А ты…
Картамонов махнул рукой, а следом махнул и чарку с екатеринославской водкой. Хотел бы и я так — чтобы полностью забыться и хорошенько напиться. Но, видимо, планам недельного отпуска не дано осуществиться. В поместье хватало своей работы, прежде всего она касалась мастерских.
Например, Фёдор Карлович Затлер заказал для армии, для пробы, две сотни керосиновых ламп и столько же примусов. Генерал-интендант таким образом хотел позаботиться о быте офицеров. И я уверен, что это изобретение, которое пока производится только в моих мастерских, придётся по душе и в армии, и за её пределами.