— Если дурно приготовили солонину, то, да — испортится, да черви заведутся. Но тушенка английская и екатеринославская, нынче лучше всего в сохранности и во вкусности. Бережем тот скудный запас. Пока на солонине. Да и не жарко, быстро продукты не портятся. В остальном, не сомневайтесь. Мы не предпринимаем активных действий, и есть время наладить снабжение, — сказал Карл Затлер с легкой дружелюбной улыбкой на лице.
Даже в голосе интенданта, верного соратника генерал-фельдмаршала Паскевича, слышались нотки разочарования и удивления, когда он говорил о статичности русской армии. Вот и он тоже… Никому не понятно, почему до сих пор не начались активные боевые действия. Почему стоим, чего ждём? Я знаю, что когда Паскевич прибыл в расположение войск, все ждали, что уже на следующий день последует приказ на выдвижение. Или хотя бы через неделю, или как в Венгрии четыре года назад. А он прибыл… и вот стоим, ожидаем.
Пьём чаи.
— Ждём благоразумия из Вены, — сказал я, поддерживая ровный и вежливый тон. — Собрались там все европейцы, важно же понять, чего хотят и что потребуют.
— Не наше с вами это дело. Но чем вы сможете помочь? Сразу скажу, что в серебре да и в ассигнациях армия крайне ограничена, — перешёл от политики к делу генерал-интендант.
— Давайте подумаем, — сказал я, раскрывая свою папку с данными о имеющемся на складах в Екатеринославской губернии и с описанием производственных мощностей предприятий.
* * *Если в Петербурге думали, что в Вене собрались миротворцы, то там сильно ошибались. Собрание министров иностранных дел и других представителей Пруссии, Франции, Англии и Австро-Венгрии по задумке английского представителя должно было решить важнейший вопрос: будут ли участвовать все собравшиеся страны в будущей войне против России?
Само собой разумеется, что на официальной части встреч, как и в бумагах, это не отражалось. Однако во время многочисленных чаепитий, обедов и ужинов решался именно этот вопрос.
Что называется, кулуарно.
Для англичан и французов вопрос участия в войне был решён. Австрийцы же с прусаками не были настроены воевать. Российская империя казалась нынче столь могущественным исполином, что побороть её казалось делом невозможным. Так или иначе, но отсылки к войне 1812 года звучали почти при каждом разговоре. Если тогда Россия победила, то может сделать это и сейчас.
Собравшиеся представители европейских стран руководствовались общедоступными сведениями о численности и составе армии Российской империи. Почти полтора миллиона солдат и офицеров насчитывалось в России, немалое количество пушек и кавалерии. Все это не могло не вызывать опасения у австрийцев и пруссаков, чьи державы имели общую с Россией границу. Кроме того, если Англия и Франция спешно перевооружали свои войска, то Пруссия и Австрия по этому показателю заметно отставали.
Не имели значения здесь те эфемерные понятия, которыми руководствовалась в своей внешней политике Россия: благодарность, исторические и экономические связи, честь и достоинство. У каждой страны были свои национальные интересы и свои внутренние проблемы, они и определяли внешнюю политику.
Австрия, которая должна была быть благодарна за вмешательство России во внутренние проблемы, боялась усиления восточного соседа, чтобы он не стал еще и южным соседом. Вопрос о влиянии Российской империи на народы Балканского полуострова был более насущным, чем какая-то там благодарность за сохранение государственности. Поэтому русским будет ушатом холодной воды участие Австрии в этой войне.
— Господа, нам пора согласовать нашу ноту, обращенную к Османской империи и к России, — призвал всех к работе президент-министр Австо-Венгерской империи граф Карл Фердинанд фон Буоль-Шауенштейн.
— Если вы настаиваете, — с притворной улыбкой сказал представитель Англии на конгрессе, английский посол в Константинополе Чарльз Стрэтфорд Каннинг Стрэтфорд де Рэдклифф. — Но смею заметить, лишь только то, что пишут ваши и прусские газеты…
— Как вы смеете! — выкрикнул Карл Фердинанд фон Буоль.
— Заметьте, что я ничего не сказал, но вы сами поняли проблему, — нахмурив брови и внешне будучи серьезным, внутри англичанин смеялся.
Дело в том, что в последний месяц даже консервативная прусская пресса и то стала писать, что Пруссия может считаться чуть ли не вассалом России. То же самое было сказано об Австрии. Не так давно русский император посещал Австро-Венгерскую империю, наверное, чтобы убедиться, что Австри, в случае войны с Османской империей встанет на сторону России. Такого пышного и братского приема, какого удостоился Николай Павлович, австрийцы, наверное, никому и никогда не делали. Так что не мудрено, что в Петербурге всерьез считали, что война с османами подготовлена и на внешнеполитической арене.
— Пруссия выступает за умиротворение сторон, — сказал министр иностранных дел Отто Теодор фон Мантейфель, отставляя кофе и венский штрудель.
— А вы после Фридриха Великого только и миротворцы, — снисходительно сказал французский министр иностранных дел Эдуар Друэн де Люис.
— Когда-то прусские миротворцы разгромили Наполеона Бонапарта при Ватерлоо, — огрызнулся прусский министр.
— Не привирайте! — чуть ли не выкрикнул английский посланник.
— Господа, мы должны примирить стороны. На том настаивает и Вена, — поддержал своего прусского коллегу австриец.
Фон Мантейфель кивнул австро-венгерскому министру. Они оба знали, что только Россия стоит между Пруссией и Австро-Венгрией, не давая углубляться их конфликту. Пруссия уже претендует на первенство в немецком мире, и вмешательство русского императора чуть меньше чем три года назад остановило войну между австрийцами и пруссаками.
И этот мир двум немецким государствам пока еще нужен. Пруссии были не важны балканские народы, но и допустить усиления Австро-Венгрии было нельзя.
На следующий же день нота, названная «Венской», была направлена и в Петербург, и в Константинополь.
— Почему вы выступили за принятие примирительной ноты? — недоуменно спрашивал англичанина министр иностранных дел Франции, когда смог оказаться наедине с Чарльзом Стредфортом-Рэдклифом.
— Разве у Франции недостаточно влияния на султана, разве не стоит ваш линейный корабль в Босфоре с нацеленными пушками на султанский дворец, а французский посол в этой стране не шепчет султану на ухо решения? И у Англии достаточно влияния, чтобы турки не приняли «Венскую ноту», — снисходительно отвечал англичанин.
— А и то верно. И нас тогда будет сложнее записать в агрессоры. Мы же призвали к миру, не так ли. Это османы не захотели мириться с наглыми русскими, — улыбнулся французский министр.
— Вы только не уводите пока свой линейный корабль из Босфора. Чуть позже английский пароход может сменить вахту, — улыбнулся англичанин. — Ну не разворачивать же нам войска, что уже подошли к Дарданеллам.
— Вот об этом давайте поговорим подробнее. Передайте, господин Каннинг, по своим каналам, что Франция недовольна тем, что английский корпус столь мал. Вы обещали…
Однако британский дипломат прервал его.
— Мы формируем вторую волну десанта. И сперва еще нужно остановить русских, если они начнут действовать. Будто бы дают нам время подготовиться и совершить самую грандиозную десантную операцию современности, — ухмыльнулся английский посол.
— Не нужно и спешить. Надо дождаться ответа из Петербурга, — проявлял благоразумие француз.
Впрочем, англичанин считал, что это не благоразумие, а безумие. Нельзя русским давать возможность нарастить силы, нужно действовать. Но сколько есть людей, столько мнений. А тут еще и вечные враги, вдруг, решили стать союзниками.
Стоит ли их слушать?
— Сейчас в Синопе формируется турецкий флот, османы собирают всё, что есть. И после мы присоединимся к этим силам, — сообщил англичанин своему союзнику.
И как же неприятно было лайму раскрывать планы лягушатнику! Однако на лице Каннинга прочесть этого было нельзя.