— Что ж… Вы можете нести свою службу и отчитываться своему начальству. Но без моего ведома из расположения войск не выйдет ни одно письмо. Учтите это и не хитрите, — дружелюбие генерал-фельдмаршала улетучилось, как будто его и не было.
— Я привез шесть с половиной тысяч штуцеров бельгийской выделки, пули Минье к ним, — бросил я уже через плечо, когда поклонился и направился на выход.
— Так чего же вы молчали? — вдруг спохватился Паскевич и снова разулыбался.
Все винтовки, которые я обещал передать армии ещё во время аудиенции у государя, приехали сейчас со мной. Я выполняю данное государю обещание, хотя это снова не всем может понравиться. Вероятно, правильнее было бы передать бельгийские штуцера в Петербурге, чтобы уже военное ведомство само распределяло их. Правильно для министерства — возможно, но у меня были собственные соображения.
Всё дело в том, как они его распределят. Наиболее вооруженные и боеспособные части будут расположены на границах со Швецией, Пруссией, Австрией, у Петербурга, ожидая десанта на Балтике. Так что, когда в Крыму станет высаживаться англо-французский десант, лишь пятнадцать тысяч русских войск находились на полуострове.
И я теперь привез винтовки в те самые места, где будут реальные боевые действия. Иначе от сердца оторванный с кровью подарок Отечеству может быть и вовсе не использован. Из того, что я знал, воинские соединения Российской империи простоят на границе со Швецией Пруссией и Австрией, так и не вступив в войну. Если только ход этой войны нынче не изменится, как изменился день её объявления.
Глядя на Паскевича, я позволил себе улыбку в ответ, но не стал паясничать и делать её шире. Как говорится, разумному вполне достаточно.
— Дозволено ли мне будет провести работу с интендантами, дабы понять проблемы и должным образом настроить работу на заводах по производству провианта? — спрашивал я. — Будет ли армия закупать при нужде провиант? У меня имеется поручение изучить потребности армии, чтобы в Екатеринославской губернии производить нужное.
— Если только сие будет для общей пользы и с выгодой для Отечества! — нехотя ответил Паскевич. — Вы можете говорить с интендантами, однако попрошу не указывать им. Думаю, что государь отблагодарил вас за предоставление штуцеров, посему не вижу смысла в словах благодарности и от меня. Пусть благодарностью будет то, что я разрешаю вам находиться в расположении войск.
Грубо. Конечно, я общаюсь с командующим, который наделён большими полномочиями, вплоть до заключения мира. И всё равно это грубо, здесь много игры: от дружелюбия до чуть ли не брезгливости. Паскевич, видно, в растерянности, что проецирует и на других.
И пока ещё этот командующий находится в чётком убеждении, что его ждёт последний решительный бой, после которого слава о генерал-фельдмаршале Иване Фёдоровиче Паскевиче будет греметь в веках, подобно славе Суворова. Но, наверное, боится проиграть, заочно соревнуясь с тем же Александром Васильевичем. Еще и русская пресса нагнетает такое соревнование этого старика с тем, кто умер физически, но чья слава живет.
Что ж, понаблюдаем, на каком моменте Паскевич сломается. Уже сейчас видна его исключительная осторожность, как по мне, так сравнимая с предательством. Нужно действовать, и быстро, лихо, не давая возможности врагу оправиться. Константинополь не так чтобы сильно далеко отсюда. Нужно только перевалы в Болгарии пройти, а там уже и рукой подать.
Война объявлена, турки выдвинулись, заняли дельту Дуная, немного продвинулись вперёд и стали окапываться. Русские же войска почти не сдвинулись с места. У меня есть убеждение, что Иван Фёдорович, имея все возможности действовать, ожидает вместо этого решения собранного в Вене конгресса.
Прямо сейчас в столице Австро-Венгерской империи должны были состояться консультации между представителями Пруссии, Англии, Франции и, собственно, Австро-Венгрии. В Петербурге не знают, зачем именно там собрались представители ведущих европейских держав, можно предположить, что они даже будут решать вопрос о разделе Османской империи. Ну никак не хотят верить в России в то, что Англия нас предаёт.
Хотя если использовать все договорённости, что изложены на бумаге, то Великобритания не предаёт, она ведёт собственную политику. Всегда можно отыграть назад. Чем и занимаются сейчас англичане. Наверняка они пообещали разделить Османскую империю, но только ничего об этом не сказали в публичном пространстве. Значит, как бы и вовсе ничего не говорили. Как в будущем с НАТО. Говорили, что расширять альянс на Восток не будут, в России поверили, но на бумаге ничего — и вот НАТО уж под стенами. Так и тут. В политике всегда уже все было, новое происходит крайне редко.
Я покинул дом генерал-фельдмаршала. Нужно было только доложиться Паскевичу, но проводить с ним время, развлекать разговорами старика — нет. Забавлять, подушки поправлять? На это нет ни времени, ни желания.
Я шел к главному интенданту южной группировки войск. Фёдор Карлович Затлер, генерал-интендант Южной русской армии, выглядел человеком решительным и энергичным, с умными глазами. Признаться, я шёл к нему на встречу уже плохим настроем, в предубеждении. Дело в том, что после Крымской войны в хорошо известной мне реальности он стал своего рода козлом отпущения, на которого скинули все огрехи и недоработки по снабжению русских армий на юге. Нужно же было назвать виновного, вот и назвали имя Затлера. И хочется же верить в это, ведь интендант, значит, по умолчанию — вор.
А теперь я смотрю прямо на него и думаю, что, может быть, в той истории, когда обвинили Затлера в поражении России, не всё так однозначно. Энергичный, деятельный, с огнем в глазах и открытый — вот каким был Фёдор Карлович. Даже сам предложил посмотреть склады.
— Господин Шабарин, я рад вас видеть. Много слышал о вас, но только сейчас имею честь познакомиться. Признаться, наша встреча созрела уже давно, — такими словами приветствовал меня Карл Фёдорович, вставая из-за стола и протягивая мне руку первым.
Это многое значило. Всё-таки в табеле о рангах я стою ниже генерал-интенданта.
— Ваше превосходительство, я безмерно рад наконец-таки познакомиться с вами, — я пожал руку генералу и, прищёлкнув каблуками, поклонился. — Прошу прощения, что отвлекаю вас от дел.
— Признаться, вы меня сильно озадачили и подкинули работы, когда доставили в Николаев и Севастополь такое большое количество строительных материалов, провианта и всего остального. Всё это необходимо было взять под опись. К слову, должен признаться, что к моему приезду уже имеющееся не совпадало с тем, что было в ваших бумагах. Воруют, — Затлер развел руками. — Прошу вас, господин Шабарин, в следующий раз всё же свяжитесь со мной. Приму по описи, при нужде предоставлю вам отчёты, куда направили то или иное имущество, вами переданное.
— Учту, ваше превосходительство, — сказал я.
— Будет вам чиниться! Мы наедине. Если нет возражений, я бы предложил продолжить общение без чинов, — предложил генерал-интендант, потом указал на чашку. — Давайте чаю попьем! Вы не против? Или опасаетесь испортить аппетит перед обедом? Разделите со мной обеденную трапезу?
— Сочту за честь, Карл Федорович, — сказал я и предложил перейти к делу. — И у меня устойчивый аппетит, так что чуть согреться чаем я не против.
Я изучал степень оснащения южной группировки русских войск. Думал, чем могу помочь, или даже так — на что мог бы обменять ряд своих товаров. Мы пили чай, при этом я просматривал бумаги. Больше всего, как стало понятно из разговора, проблем доставляет плохая логистика. Это еще хорошо, что при моем участии были построены дороги на Севастополь и на Одессу.
Это помогает, но проблем много.
— Признаться, я думал, что увижу все в более темных красках и в худшем состоянии, — сказал я через час, уже просмотрев некоторые документы. — Не хочу никоим образом обидеть, но все, что на бумаге, присутствует ли в армейских магазинах? То же мясо, оно же может испортиться.