Если пролить горючее по всему нашему маршруту, то получится ручеек протяженностью в добрую сибирскую реку. Дотечет ли он до посадочной полосы? Это зависит от того, насколько экономно отрегулирует его поток бортинженер, насколько точно прочертит его русло штурман, насколько подходящую для турбин по забортной температуре высоту выберет командир. Наш главный союзник – попутный ветер. Я снова переползаю в штурманский отсек.
Мир перевернут, или это мы летим вверх ногами? Внизу – почти небесная голубизна с белыми льдинами-облаками, вверху – фиолетовая бездна. Даже солнце, отраженное водным зеркалом, сияет внизу.
Едва повернули на восток, как солнце, за которым мы все время неслись, продлевая себе день, мигом ринулось к горизонту. Вечер кварцевой голубизны. В закатных лучах киль самолета отливает блеском натруженного, отшлифованного небесами лемеха. Тьма постепенно густеет и вскоре становится такой, что кажется, будто винты вязнут в ней, и потому турбины жгут горючее вдвойне. Самолет не летит, а пробивается сквозь ночь.
Над сушей темнота стала прозрачной: огненные точки земли, неба, приборной доски сливаются воедино – нас вбирает в себя сплошная звездная чаша.
Вот уже плывут под крыльями большие, еще не уснувшие города: мириады огней поблескивают на черном бархате. Его невозможно ни с чем сравнить, вид ночного города из поднебесья. Огненные россыпи городов можно пересыпать из ладони в ладонь, как золотой песок. Но у каждого из них есть свой световой рисунок, ночной герб, по которому опытный штурман всегда отличит Ригу от Таллина, Вологду от Мурманска. Хотя каждую ночь рисунок непременно меняется.
«Мир вашему дому!» – тяжелый крест ночного самолета благословляет безмятежный город.
Попутный циклон подгонял нас весь обратный путь. Лошадиные силы турбин и струи воздушных потоков донесли самолет к аэродрому даже не запасному, а к базовому.
Мы покидаем обжитую высоту круто и потому сразу глохнем: рев турбин превратился в шелест осенних крон. Выпущено шасси. Встречный поток раскручивает колеса, но, кажется, самолет это делает сам. Он предвкушает бетонную полосу, ласковую, как земля.
Девятаева же земля встретила совсем не ласково и в прямом, и в переносном смысле слова. Она корежила самолет, корежила души беглецов-счастливцев. Но все же приняла их живыми…
Вот как сложились их судьбы.
В конце марта 1945 года, после проверки и лечения, семеро из десяти участников побега (Соколов, Кутергин, Урбанович, Сердюков, Олейник, Адамов, Немченко) были зачислены в одну из рот 777-го стрелкового полка (по другим данным – в 447-й стрелковый Пинский полк 397-й стрелковой дивизии) и отправлены на фронт (даже Немченко, потерявший один глаз, уговорил отправить его на фронт в качестве санитара стрелковой роты). Трое офицеров – Девятаев, Кривоногов и Емец – до конца войны оставались вне зоны боевых действий, ожидая подтверждения воинских званий.
Рота, в которую были зачислены семеро из десяти беглецов, участвовала в штурме города Альтдама. 14 апреля во время форсирования Одера погибли Соколов и Урбанович, был ранен Адамов.
По сведениям Девятаева, Кутергин, Сердюков и Немченко погибли в бою за Берлин за несколько дней до победы, а Олейник погиб на Дальнем Востоке, в войне с Японией. Из семерых остался в живых только Адамов, он вернулся в поселок Белая Калитва Ростовской области, стал шофером. Емец после войны вернулся в Сумскую область, стал бригадиром в колхозе.
И еще одна важная деталь. Перед освобождением острова все военнопленные лагеря «Карлсхаген-1» были уничтожены. Не пощадили эсэсовцы и своих прихвостней вроде Кости-морячка и прочих бандитов. Так что Михаил Девятаев трижды избежал гибели: от рук садистов, вынесших ему приговор «десять дней жизни», от рук эсэсовцев, уничтожавших узников «Карлсхагена», и от воздушных асов, искавших его за облаками.
Глава шестая
Разбор полетов
Девятаев не раз бывал в Германии. И его там хорошо знали. Однажды немецкий тележурналист пригласил его на встречу с Матиасом Рустом, летчиком-любителем, который умудрился преодолеть все зоны советской противовоздушной обороны, посадить свою хрупкую спортивную «Сессну» на Большом Москворецком мосту в Москве и накатом доехать до Красной площади. Этот невероятный полет наделал в свое время немало шума. Генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачеву этот скандальный полет оказался на руку: он снял с должности тогдашнего министра обороны, главкома ПВО и еще около двухсот неугодных ему генералов и офицеров, которые не одобряли курс генсека на одностороннее разоружение. Кто-то из комментаторов этого события сказал: «Если бы Руста не было, его надо было бы выдумать». Но выдумывать ничего не пришлось. Реальность оказалась фантастичнее любого вымысла. Было много суждений о том, что полет Руста организовали спецслужбы США или Англии. Но потом все же пришли к выводу, что Матиас Руст с детства страдал шизофренией и как все шизофреники был «миллиметристом», то есть мог с точностью до миллиметра координировать свои действия в пространстве. Только этим и можно было объяснить его невероятную посадку на мосту среди потока машин и автобусов.
В конце концов, Рустом занялись врачи-психиатры. Но это уже другая история. Важно то, что некоторые западные и особенные немецкие журналисты истолковали это событие как некий авиационный реванш за полет Девятаева из Пенемюнде. Дескать, вот вам адекватный ответ: вы угнали немецкий самолет с секретного аэродрома, а мы посадили немецкий самолет рядом с Кремлем. Разумеется, эти два события никак нельзя ставить ни рядом, ни в противовес. С одной стороны, побег обреченных людей из ада, с другой – воздушное хулиганство на грани уголовного преступления. Если их что-либо и роднит, то это ряд удач, больших и малых, который выстроила авиационная фортуна.
Михаил Петрович Девятаев как никто чувствовал фальш «подвига» гамбургского «аса» и поэтому от встречи с Рустом отказался. Много чести этому юнцу с его фанабериями.
А вот от приглашения Йоханнеса Штейнхоффа не отказался, принял его и встретился с одним из самых знаменитых асов люфтваффе. Йоханнес Штейнхофф был одним из самых результативных асов Третьего рейха, одержал 176 побед в воздушных боях. Оберст люфтваффе, кавалер Рыцарского креста Железного креста с дубовыми листьями и мечами, и прочая, и прочая, и прочая… Многое сделал для создания военно-воздушных сил Западной Германии, дослужился до звания генерала авиации люфтваффе. Вполне заслуженный военный деятель Европы конца ХХ века.
Ко всему прочему, Штейнхофф в последний год войны служил на Узедоме и хорошо знал обстоятельства девятаевского полета. Некоторые историки считают, что его тоже хотели отдать под суд, но за него вступился сам фюрер. Штейнхофф крепко пострадал по другой причине.
8 апреля