Поселили бывших военнопленных в бывшем лагере для довоенных «зэков» – посреди глухоманных псковских болот. Девятаев и в глаза не видел таких гиблых мест. Остров Узедом со своей скудной природой мог считаться почти что тропическим курортом. А тут еще издевательский транспарант над въездной аркой: «Добро пожаловать!».
Пожаловали. Местное начальство принесло извинения за колючую проволоку. Мол, осталась с прежних времен, а теперь Топки вовсе не лагерь – не расстраивайтесь! – а обычное спецпоселение. Конвоя здесь не будет, можете свободно перемещаться из барака в барак, а кому надо в село прикупить продукты или что-нибудь из одежды, начальник колонии всегда выпишет спецпропуск при наличии хороших производственных показателей.
– А что за производство? – поинтересовались из толпы.
– Производство у нас хорошее, здоровое, весь день на свежем воздухе… Деревья будем валить для скорейшего восстановления народного хозяйства. Напоминаю: у нас здесь не тюрьма и не лагерь. Можно иметь деньги, без ограничений получать посылки и передачи с дозволенными вложениями… Свидания с близкими тоже никак не ограничиваются. Но подъем-отбой как в армии. А перед сном – святое дело – перекличка.
Сто двадцать дней Девятаев с товарищами валил лес. Освоил новую профессию – сучкоруба. Кормили так себе, но лучше, чем в фильтрлаге, не говоря уже о «Карлсхаген-2».
Как ни хотелось ему увидеть Фаю, но вызывать ее в такую даль и в такую неприглядную юдоль не хотелось. В закрытом спецпоселении Девятаев провел несколько недель, получил подтверждение в восстановлении в офицерском звании и вместе с ним – свидетельство о демобилизации. Война закончилась. Кому был нужен летчик-истребитель с подмоченной репутацией?..
М.П.Девятаев:
«Проработал я там четыре месяца. А потом документы мне вернули и определили младшим лейтенантом в артиллерию – это на тот случай, если снова призовут. А пока разрешили нам разъезжаться по своим домам…»
В Казань он ехал в потертой солдатской шинели без погон, с солдатским же вещмешком.
Сбитый летчик… Возвращался с войны без орденов, без регалий, без трофейных подарков. Да к тому же разжалованный до самого младшего офицерского звания: был старшим лейтенантом, стал младшим… Одна отрада была – Победа. И сделал он для нее немало. И сделал он для нее все, что смог.
Впрочем, была и вторая отрада – Фаина. Она ждала его в Казани. Но псковские поезда прямиком на Казань не ходили. В Арзамасе была пересадка. Три ночи и три дня провел Девятаев в вагоне. Спал плохо – по ночам снились лагерные кошмары – кричал, пугая соседей-попутчиков.
Эти ночные крики мучили его все последующие годы. «„Мордвин“, прикрой! Атакую!» – это было самое безобидное, что слышала Фаина. Но она понимала: это печать войны. Многие фронтовики в своих тревожных снах поднимали в атаку роты или укрывались от вражеских самолетов.
…Девятаев добирался до родного дома почти трое суток. Но добрался!
Часть четвертая
Разбор полетов…
Глава первая
Жизнь с нуля
Казань начала 1946 года была такой же, как в предвоенные годы… На треть каменная, на две трети деревянная. Почти деревенский рубленый дом в одном из глухих городских переулков с палисадником, сарайчиками, поленницами ничем не отличался от сотен подобных жилищ. Но это дом советского героя… Только непризнанного.
Девятаев без шапки, в армейской шинели без погон проходит через коммунальную кухню, где коптили керосинки, гудели примусы. Он идет слегка покачиваясь, задевая столы.
– Пьяный, что ли? – ворчит соседка.
Фаина случайно вышла ему навстречу.
– Миша! – ахнула она и бросилась ему на шею. Ощупывала его радостно и тихо голосила: – Наконец-то, родной мой!.. Дождалась! Руки целы, ноги целы, голова на месте!
– Лучше прийти с пустым рукавом, чем с пустой душой, – слегка отстранил ее муж. На его лице ни тени радости. Оно окаменело.
Вслед за Фаиной выбежала из комнаты и мама. Акулина Дмитриевна верит и не верит своим выплаканным глазам: Мишенька, сынок, вернулся! Хоть один живым вернулся… Из десятерых сыновей только трое вернулись под отчий кров. Остальные полегли на полях войны. Святая женщина…
Фаина хлопотала у примуса, ставила кастрюлю под пельмени и радостно приговаривала:
– Живой! Господи, счастье-то какое! Будем жить! Остальное приложится…
За накрытым наспех столом, за чаркой разведенного спирта она заводит давнюю песню, с которой началось их знакомство:
Скрылась в небе точечка – самолета.
Буду ждать я летчика
Из полета…
Девятаев скупо улыбался. Фаина обняла его за шею:
– Ну вот и дождалась я своего летчика из полета!..
Улыбается и мать пилота, Акулина Дмитриевна. Отмолила сына у бога. Лет двадцать назад вот так же отмолила она Мишаню от черной оспы. Теперь Господь снова милость свою оказал. Пронес над бедой похуже всякой оспы…
Первым делом Девятаев отправился в речной порт.
Капитан порта, старый знакомец, известный речник, обрадовался:
– Петрович, у тебя же вроде речной диплом был. Давай к нам! У нас столько вакансий! На буксирах работать некому.
– А возьмете?
– Чего же не взять, коли ты до армии сам тут капитанил. Документы с собой? Заполняй анкету! Та-ак… Давай сюда.
– Из крестьян… Образование среднее специальное… Не подвергался… В белой армии не служил… Замечательно! А это что? В плену был…
– Я до плена три года воевал. Четыре ордена получил.
Начальник порта смущенно закашлял в кулак:
– Понимаешь… Все подходит… Но у нас кадровая инструкция… Пойми, мил человек, не я ее писал…
Михаил все понимал, не спорил, молча ушел, не попрощавшись.
Тогда он решил отправиться в родное Торбеево. Может, там какая работенка подвернется?
Земляки встретили его уважительно. Был в плену, не был, это их не волновало. Главное – воевал, и главное – свой, торбеевский, почти родной. Угощали-потчевали, душу грели добрыми словами, а с работой помочь не смогли. Не было в Торбеево никаких предприятий, которые бы обеспечивали своих работников зарплатой. И председатель торбеевского сельсовета обескураженно разводил руками:
– Не взыщи, Петрович! И рады бы тебя принять да пока некуда…
Он все понял, все своими глазами видел: послевоенная разруха кругом.
И все же родная земля помогала, как могла. Мама… Она тоже пыталась облегчить жизнь сына…
М.П.Девятаев:
«Маме говорю: „Давай козу зарежем, продадим, буду богатый, верну“. Она говорит: „Что ты, сынок! Вон бабы масло возят в Москву. А жулики у них и масло, и деньги отбирают. А ты здоровый, давай езжай с ними“.
Дали