В это же время происходила эвакуация города. Вывозились более важные предприятия, отдельные учреждения, военные госпитали и беженцы из пригородов. Специально детская эвакуация была проведена уже в начале июля месяца. Размеры эвакуации были, конечно, весьма ограничены, и происходила она мучительно. Колоссальные составы товарных вагонов, набитые до отказа людьми, еле ползли по линии Северной железной дороги. Большинство их простаивало по несколько суток на расстоянии каких-нибудь 50–70 км от Ленинграда. Люди страдали от отсутствия не только пищи, которая неизбежно иссякала при долгих стоянках на какой-нибудь маленькой станции, но даже воды. Большинство эвакуирующихся, потеряв жилище и зная, что впереди хорошего мало, ехали крайне неохотно. У нас в институте произошло даже возвращение двух партийных научных сотрудниц. Они выехали со своими детьми в Ярославль на Волге вскоре после начала войны. Общие условия жизни – продовольственный и жилищный вопрос – оказались там исключительно тяжелы. Не могло помочь и то, что им, как членам партии, предложили какие-то административные амплуа. Они решили, что в Ленинграде все-таки лучше. Что же касается военной угрозы, то, быть может, обойдется – маршал Тимошенко начинает одерживать успехи. Их возвращение вызвало сильное недоумение и просто раздражение партийного секретаря института. Он был в этот день вообще не в духе, заявив сгоряча при беспартийных о нелепости эвакуации большого количества декораций и другого имущества Мариинского оперного театра вместе с его труппой. Он был искренне убежден, что лучше вместо имущества вывезти женщин и детей, которых осталось еще очень много. Население Ленинграда в эти дни и ранее переживало другое возмущение. Произошла реэвакуация детей, вывезенных в начале июля. Их отправили по планам, не предусматривавшим такого большого отступления Советской армии, фактически навстречу немцам. Несколько детских эшелонов вместе с сопровождавшим их воспитательским и другим персоналом были на обратном пути в Ленинград обстреляны из пулеметов немецкими самолетами. Имелись убитые и раненые. Немалое число детей, вернувшись назад, не застали своих родителей, которые были эвакуированы. Все это: возвращение большого числа детских транспортов, обстрел их по дороге, разлука с родителями – произвело тягостное впечатление.
Вскоре после начала войны в Ленинграде появилась анонимно рассылаемая молитва, говорящая о нависшей угрозе к призывающая к спасению. В эти дни данная молитва, за которой стояла какая-то конспиративная секта, распространяется особенно усиленно.
II
В самом конце августа немецкими войсками была взята станция Мга, расположенная в 40–50 км от Ленинграда. Движение по Северной железной дороге, являющейся последней линией, связывающей город с Москвой и другими районами страны, было таким образом прекращено. Разгрузка железнодорожных эшелонов, приготовленных для отправления и возвращения назад лиц, намеченных к эвакуации, не могла не произвести впечатления на население. Известие об «окружении» города разнеслось, как всегда в таких случаях, молниеносно. Власти, насколько я помню, не торопились с признанием самого факта «окружения», но сочли целесообразным выступить в эти дни по радио с таким предупреждением: «Невдалеке от Ленинграда должны произойти учебные артиллерийские занятия. В городе будет слышна стрельба. Это ни в коей мере не должно вызывать тревоги населения». Я невольно вспомнил, как радостно еще совсем недавно, в дни завоевания немцами Польши, это же радио спешило сообщать «о все более отчетливой слышимости артиллерийской стрельбы на улицах Варшавы». Не знаю, пыталось ли «незадачливое» польское правительство успокаивать подобным образом свое население. Но лучше бы было не выступать с такими «предупреждениями» ленинградским военным властям. Ни в какую «учебную» стрельбу население уже не могло верить и было право. На следующей же неделе после указанного предупреждения первые одиночные выстрелы из орудий противника были не только слышны, но и сделаны по самому Ленинграду. Возможность артиллерийской стрельбы, как и окружения города, не являлись для ленинградцев чем-либо неожиданным или непредвиденным. Этому помогли сами военные власти, вовлекшие большое количество городского населения в строительство укреплений. Месяц назад представители военного командования, призывая к лучшей работе десятки тысяч ленинградцев, занятых на сооружении Лужской линии, характеризовали ее как последний оборонительный рубеж. Еще до занятия Мги стало известным, что эта линия прорвана и немецкие войска приближаются к Сиверской.
За два-три дня до известия о взятии Мги я случайно встретил на Невском проспекте своего знакомого, работавшего в военкомате. Мы зашли в одно из кафе, еще функционировавшее в те дни, и он рассказал следующее. Армии фронта, коим следует отходить к Ленинграду, не приходят. Они, видимо, частично отбрасываются на восток, частично уничтожаются. Разрозненные фронтовые части, которые все-таки подходят, совершенно недостаточны. Все зависит теперь от того, удастся ли в быстрый срок найти и сформировать необходимые силы в самом Ленинграде или нет. Кроме того, в ближайшие дни население города должно быть отправлено на земляные работы в исключительно больших размерах. «Рыть только будут не противотанковые рвы, а окопы и доты. «Кончилась маневренная война, – прибавил он с усмешкой, – теперь уж если отобьемся, то по старинке – врукопашную».
28 августа кончался мой отпуск и нужно было вернуться в распоряжение института. Придя туда 29-го утром, я увидел, что происходит очередное срочное выселение (третье по счету) из здания. Последнее оказалось необходимым медицинским властям для устройства госпиталя. Переезд осуществлялся, как обычно, силами самих работников. Одновременно же утром был получен приказ об отправлении большой партии на сооружение укреплений. Сверхисполнительное руководство института на этот раз вступило даже в переговоры с районными властями об уменьшении числа людей, требуемых для укрепления, по причине происходящего переезда. Райисполком остался, однако, непреклонным, и была выделена большая партия из студентов, преподавателей, научных сотрудников, канцелярского и технического персонала института. В ее состав попал и я. Выезд назначили на утро следующего дня. Было известно, что мы отправляемся на Петергофскую линию. Перед уходом домой я задержался и поговорил с тремя лицами, вид которых свидетельствовал о каком-то большом горе. Одним из них был преподаватель средних лет. Вообще довольно